Комната Грир, которая на первый взгляд казалась обычной гостевой, оказалась не просто комнатой. Напротив узкой железной кровати стоял старый комод, на нем – разные безделушки, в том числе – маленький запылившийся кубок с гравировкой:
Летний футбольный турнир «Малышок-1984»
Линкольну Фрэнк-Ландау
За умение поддержать других
Итак, сын Фейт проводил каникулы в этой комнате. И вот сейчас материализовался, точно дух, из позолоченного кубка. Даже в призрачной форме он источал легкую угрозу – Грир, непоправимо-единственный ребенок в семье, вдруг представила, каково это – иметь брата или сестру. А точнее – каково иметь брата или сестру, если ты – ребенок Фейт Фрэнк. Вам обоим очень повезло, одна беда: эта исключительная мама у вас одна на двоих. Впрочем, возможно, Линкольн всегда понимал, что его мама – одна на всех. Фейт боролась за права женщин и девушек: «Если мир не готов о них заботиться, придется нам», – говаривала она; возможно, Линкольн испытывал к ним сильную ревность.
Возможно, Линкольн понимал и другое: мама принадлежит еще и своим сотрудникам. Даже сейчас Фейт полностью отдавалась тем, кто работал в «Локи». Например, время от времени находила время пригласить Грир к себе в кабинет или посидеть за обедом с ней и еще парочкой сотрудниц – у каждой бумажная тарелка на коленях. Она расспрашивала Грир о жизни, и та, смущаясь, рассказала про Кори, который живет на другом конце света. Фейт постоянно хвалила Грир за ее тексты. Некоторые из женщин, чьи истории Грир записывала, потом продолжали с ней общаться, рассказывали, как у них дела: новая работа или, наоборот, неприятности.
– Ты прекрасно передаешь голоса этих женщин, – недавно сказала Фейт. – Помню, ты говорила, что иногда затрудняешься высказывать свои мысли. Зато, похоже, у тебя есть обратный дар: ты – отличный слушатель. А это не менее важно, чем умение говорить. Слушай и дальше, Грир. Ты такой… сейсмолог, прижавший стетоскоп к земле. Не пропусти ни одного толчка.
Здесь, в сельском домике, голос Фейт было слышно издалека: она что-то кричала, тут же слышался смех и ответный вопль. Вот раздался стук в дверь, потом – потише, это стучали в другие двери. Марселла возвестила: «Фейт зовет всех вниз – пьем коктейли и готовим ужин!» Через пару минут все уже были внизу, никто не задержался.
Фейт, стоявшая на кухне с ножом в руке, осведомилась:
– Кто пойдет ко мне в поварята?
Вызвались все, вскинув руки. Но Грир среагировала быстрее остальных.
– Так, мисс Кадецки, беру вас на работу, – сказала Фейт. – Лук порежете для начала?
– Конечно.
Уж она порежет лук – он так и затанцует у нее в руках. Если бы Фейт спросила: «Сумеешь решить теорему Ферма?» – Грир ответила бы: «Конечно, решу» – а потом взяла бы мелок, подошла к доске и решила.
Фейт подала ей полотняный мешок с луком. Грир пристроилась к разделочному столу, пытаясь выглядеть человеком на своем месте. Принесли пино-нуар, разноцветные бокалы ручного дутья. Грир достался цвета морской волны, в стеклянной массе остались пузырьки воздуха, вино пришлось очень кстати, бросилось ей одновременно и в голову, и в ноги.
– Сегодня в меню стейк, – объявила Фейт на всю кухню, раздался одобрительный гул.
Грир хотела было сказать: «Я буду только гарнир», но тут тема разговора переменилась – ладно, она потом напомнит Фейт, что не ест мяса. Теперь же все взялись обсуждать конференцию – она начиналась во вторник.
– Я все жалею, что мы не уговорили сенаторшу Макколи у нас выступить, – посетовала Хелен. – Из головы не идет.
Все настороженно замолчали. Всякий раз, как упоминалось это имя, все вешали носы и начинали дергаться. Энн Макколи, сенатор от Индианы, была мощной силой, этаким паровым катком, грозной фигурой: она серьезно пощипала женские репродуктивные права, особенно репродуктивные права неимущих женщин. Энн Макколи было уже под семьдесят, однако останавливаться она, похоже, не собиралась.
– Я пытался, – сказал Тад. – Отправил в ее канцелярию раболепно-велеречивое письмо. Употребил все изыски стиля, все равно не помогло.
– Я бы удивилась, если бы она дала согласие, – заметила Иффат. – Не любит она женщин.
– А я бы не удивилась, – возразила Хелен. – Она часто выступает на мероприятиях. Ее хлебом не корми – дай всласть поспорить.
– Зуб даю, что она будет баллотироваться в президенты, – вставила Эвелин. – Дама хоть и немолодая, но тем не менее.
– Я ее боюсь до полусмерти, – объявила Бонни.
Марселла добавила:
– Я выросла в Индианаполисе, помню, как ее переизбирали. Она просто заклевала своего оппонента – он выступал за право женщины самостоятельно решать, делать ли ей аборт. Помню фотографии эмбрионов на плакатах.
Они поговорили о праве на аборт, о составе Сената, о принуждении к проституции – у Фейт это вызывало особое возмущение, и когда о подобных явлениях заходила речь, в голосе ее появлялись металлические нотки. Потом почему-то отвлеклись на английский детективный сериал, героиню которого – красотку-инспектора Джемму Брайтуайт – на работе донимали сексизмом, а на участке у нее было сплошное насилие. Почти всем очень нравилась Джемма Брайтуайт, и все они, в том числе и Фейт, процитировали фразу из одной из последних серий – она успела стать крылатой: «А вот дерьмом меня поливать не надо. Сэр». Все рассмеялись и еще выпили.
Хелен заговорила о том, что женщины – часть экономической системы настолько несправедливой, что поправить это можно, только сломав ее полностью.
– Чтобы клочки, блин, по закоулочкам, – закончила она, и Бен отсалютовал ей бокалом.
Фейт не согласилась:
– Если у нас такое и произойдет, – сказала она, – женщинам в очередной раз достанется. Посмотрите на Кубу и Венесуэлу. И там у женщин никакого равенства.
– А почему, как вы думаете? – услышала Грир собственный голос.
Все подняли на нее глаза. Марселла плотно сжала губы, будто думала: «Ты, безголовая – фигли задавать такие дурацкие вопросы?» Впрочем, больше никто на Грир так не смотрел – уж всяко не Фейт, которая с готовностью попыталась ответить:
– Мне кажется, что представления о том, кто такие мужчины и кто такие женщины, об их сути, укоренены очень глубоко. Женщины должны подчиняться. Ими нужно командовать. Эти представления утвердились почти повсеместно. Да, есть экономический аспект, и он никогда никуда не денется. Но есть и психологический, о нем тоже нельзя забывать. – Несколько человек кивнули, хотя те же мысли, в разных вариантах, они слышали от Фейт и раньше. Тем не менее, даже Бонни и Эвелин, которые слышали особенно много разных версий, явно были не прочь выслушать и еще одну.
– Я заметила, – продолжала Фейт, – что, когда речь заходит о феминизме, все смотрят на него под разным углом. Задача нашего фонда – смотреть сразу под всеми. И мы не должны забывать о роли экономики. Дело в том, что в любом обществе, даже самом справедливом, детей рожают все равно женщины. Таким образом, на них ложится работа по дому, двойная трудовая нагрузка. – Она потянулась к верхней полке, достала старинную сушилку для салата. Листья сполоснули, положили внутрь, Фейт несколько раз сильно дернула за веревочку – к сушилке будто двигатель подключили. Несмотря на гул, она продолжала свою речь:
