ДАТА: 23 МАЯ, ПОНЕДЕЛЬНИК
УСЛОВИЯ: НЕВЫНОСИМАЯ ПЕЧАЛЬ, ОТЯГОЩЕННАЯ ИДИОТСКОЙ ПОРЦИЕЙ ГЕРОИНА (ГЕРОИН ВЗБОЛТАТЬ, НЕ СМЕШИВАТЬ. ТО ЕСТЬ ВДОХНУТЬ, НЕ ВВОДИТЬ, ПОТОМУ ЧТО Я НЕ КОЗЕЛ, КОТОРОМУ СЕБЯ НЕ ЖАЛКО, НЕСМОТРЯ НА НЕИЗБЫВНУЮ НЕПРЕХОДЯЩУЮ ПЕЧАЛЬ).
НАБЛЮДЕНИЯ: АЛЬБИ НИГДЕ НЕ ОБНАРУЖЕНО. НИГДЕ. НИ ЗДЕСЬ, НИГДЕ. ТЕБЯ ЖЕ ЗДЕСЬ НЕТ, ДА, БРАТИШКА? ТЕБЯ, В СТАРОМ РЕЙНДЖЕРСКОМ СВИТЕРКЕ? ТЕБЯ НЕТ. ЭТО НЕ КАКАЯ-ТО ЗЛАЯ ШУТКА, ХОТЯ ОЧЕНЬ НА ТО ПОХОЖЕ.
ВРЕМЯ, ПОТРАЧЕННОЕ ЗА СЕГОДНЯШНИЙ ДЕНЬ НА ОБДУМЫВАНИЕ ЭТОГО: 45 МИНУТ.
ПРОЦЕНТ, НА КОТОРЫЙ НЕВЫНОСИМАЯ ПЕЧАЛЬ УМЕНЬШИЛАСЬ ЗА СЧЕТ НЕПОСРЕДСТВЕННЫХ МЫСЛЕЙ ОБ АЛЬБИ: 0,00000.
Кори записывал в тетрадку свои наблюдения пять дней подряд, но скоро понял, что ничего от этого не меняется, ни следа улучшения, так что к субботе он оставил тетрадку на столе, сел на кровать и включил игровую приставку. Любимые видеоигры Альби лежали в коробке из-под обуви рядом с кроватью, он начал перебирать диски.
Если невозможно быть рядом с Альби, можно хотя бы почувствовать, каково быть Альби. Кори уселся, скрестив ноги, на маленькую кровать и стал играть в игры, в которые раньше играл его брат. Он перепробовал «Пип-пип», «Мы растем», «Малыши потерялись» и все остальные; по большей части игры были крикливые, клоунские, ты в них быстро втягивался, как бы улетал из этого мира и оказывался в другом, освещенном совсем иным светом. Некоторые переносили в мистические невнятные миры – например, «Каликс», игра для взрослых, которая Альби очень нравилась.
Пока Бенедита спала или бродила по дому, что-то шепча или упорно себя ощупывая, Кори играл. «Давай-давай!» – негромко подгонял он машинку, мчавшуюся по ленте Мебиуса в мультике; его завораживали цвета, музыка, а потом, когда это надоедало, он, для успокоения, часик играл в «Каликс».
Он еще раз понюхал героин с Сабом, но вскоре после этого второго раза осознал по мучительному отклику своего организма – на восстановление ушло много дней, даже больше, чем в первый раз – что надо завязывать, если он попробует еще, обязательно подсядет, заработает привычку. Вместо этого он подсел на видеоигры и тетрадки Альби, ушел в этот компактный покинутый мирок.
Грир еще раз приехала в Макопи до того, как «Локи» провел в Кембридже большую конференцию. Хотя расстояние от Нью-Йорка до Макопи было немногим больше расстояния между Райландом и Принстоном, виделись они теперь реже, причем Грир приезжала к нему, а не наоборот. Ее приезды сбивали установившийся ритм домашней жизни. Маму появления Грир, похоже, нервировали – возможно, ей было стыдно представать в неприглядном виде перед чужим человеком. Она уходила к себе в комнату и ничего не ела.
И хотя Грир постоянно уговаривала его приехать в Нью-Йорк, а он давал честное слово, что приедет, ему не хотелось оставлять маму на все выходные, даже с одной из тетушек, ведь те не знали, как именно за ней нужно ухаживать. Словом, Грир приехала, но из этого не вышло ничего особо хорошего. В эти выходные «Локи» совместно с кем-то еще проводил мини-конференцию о юридических аспектах сексуальности в Школе государственного управления имени Кеннеди в Гарварде. Грир за день до того приехала в Макопи на арендованной машине, зашла к Кори, огляделась. В доме у Пинто опять царили чистота и порядок – Кори научился их поддерживать – но Грир никак на это не отреагировала, что его несколько задело.
Мама дремала в кресле, из кастрюли на плите слышалось тихое потрескивание скорлупы, доносился отчетливый запах вареных яиц. Все было в полном порядке, однако Грир негромко спросила:
– Кори, что происходит?
Вид у нее был такой, будто она сейчас заплачет – его это слегка обидело. Что у него в доме такого ужасного, что человека бросает в слезы? Что она видит? Он так старается следить за матерью во всех отношениях, а тут приезжает Грир и как бы заставляет увидеть все это в зеркале, а ведь он ее не просил этого делать. Как он может не заботиться о матери? Как может вернуться в Манилу к работе консультанта, когда подробные консультации нужны именно здесь, человеку в домашнем халате из ткани в ананасах, смятенному, неадекватному, больному?
Как ему вернуть себе интерес к «отношениям» с Грир? Отношения – это роскошь, которой не могут позволить себе люди, оказавшиеся в безвыходной ситуации.
Грир почему-то ничего этого не понимала, и это ему казалось странным, ведь она понимала его безоговорочно с тех самых пор, как они подростками лежали рядом в ее комнате наверху, впервые открыв друг перед другом свои тела – так открывают памятники, срывая с них ткань по ходу публичной церемонии. Он показал ей себя всего, свой кривоватый пенис, свое сердце, отяжелевшее от томления, а потом, безусловно, и любовь, которую долго копил. Пальцы на ногах, похожие на пальцы на руках. Желание рано или поздно стать полезным членом общества, распространять деньги по земному шару, потому что он вырос в доме, где не было больших денег, а на лекциях по экономике узнал, что все на земле связано в одну сложную систему. А Грир показала ему все, что было у нее: маленькое теплое тело, свое негромкое «я» – которое вот сейчас замещается другим, менее сдержанным. Она уже не так скованна – Фейт Фрэнк помогла ей победить робость, а вот он в свое время не сумел.
При этом у него было отчетливое ощущение: она перестала его понимать, и это было непривычно, потому что много лет их взаимопонимание казалось чем-то само собой разумеющимся.
– В каком смысле – что происходит? – спросил он.
– У нас была общая жизнь, – ответила она. – В смысле, мы не жили вместе, но мы обо всем друг другу рассказывали и все переживали вдвоем. Слушай, да почему я вообще должна об этом говорить? Ты же сам все понимаешь. Ты просто от меня отгородился.
Он лишь посмотрел на нее.
– Это обоюдный процесс, Грир.
– Ты хочешь сказать, я тоже от тебя отдалилась? Я тебе постоянно звоню, шлю сообщения. Хочу обо всем знать.
– Да, ты очень ответственно исполняешь свои обязанности.
– Кори, чего ты хочешь? Чтобы я к тебе сюда переехала? Наверное, так и нужно, – выпалила она. – Наверное, это единственный способ показать тебе, что я чувствую на самом деле.
– Нет, – ответил он. – Такое не делают по обязанности.
– Ты больше не обращаешься ко мне за утешением. Ты вообще ни за чем ко мне не обращаешься. Даже чтобы отвлечься. Каждый из нас живет своей жизнью. И тебя это устраивает! Я знаю: тебе тяжело, у тебя вся жизнь поломалась. Но когда я предлагаю приехать в Нью-Йорк ко мне в гости, побыть со мной – чтобы поговорить, остаться наедине, ты отвечаешь, что не можешь.
– Правда. Я действительно не могу.
– Кори, у меня теперь есть квартира. Есть большие ложки. Только тебя там нет, – он не ответил, поэтому она продолжила, сделав ситуацию еще мучительнее: – Я понимаю, что мама твоя нуждается в заботе и в защите, кто же спорит, и ты должен ей их обеспечивать. Но я же знаю: есть люди, которые готовы брать это на себя, по крайней мере, время от времени. Твоя жизнь не сводится только к этому. Я уже сто лет не слышала, чтобы ты говорил о чем-то еще. Внешний мир тебя совершенно не интересует.
