– Ты хочешь сказать – твой мир, – ответил он, что было подловато, и он об этом знал.
Тем не менее, это было правдой. Ее мир превратился для него в абстракцию; она прочно вросла в этот мир, укоренилась. Нет, он не предполагает, что она сюда переедет. Не должна она бросать работу у Фейт Фрэнк в «Локи», чтобы переезжать к нему. Хотя на секунду у него мелькнула мысль, что поступи она именно так, они наконец стали бы жить вместе. Жили бы у Грир в спальне – ее родители не стали бы препятствовать. Или жили бы здесь – мама бы постепенно пришла в себя, да он и сам бы тоже, у него появилась бы хоть какая-то жизнь. Но Грир не может этого сделать, а он никогда не станет ее просить, потому что ей слишком многим придется ради этого пожертвовать. У них такой сейчас жизненный этап – нужно добавлять себе веса, не отнимать. А у него все покатилось вспять, и он не знает, как остановить этот откат – непрекращающийся, ускоряющийся.
– Ну, допустим, мой мир, – сказала она. – Но это и твой мир. Твой прежний мир.
– Его больше нет.
– Его можно частично восстановить, – настаивала она. – Понемногу. Ты этого заслуживаешь. Ты – живой человек, ты имеешь право на нормальную жизнь. Ну чего бы тебе не приехать в Нью-Йорк на выходные? Ты даже ни разу не видел моей квартиры в Бруклине. Я знаю, это звучит заносчиво, мне самой противно. Прости, если так, но я ведь уже все продумала. Купим тайской еды в кафешке, куда я обычно хожу. Посидим у меня на постели. Погуляем в Проспект-Парк. Ты же говорил, что можешь на одну ночь оставить маму с тетей Марией. На одну ночь. Обещаешь приехать – а потом все отменяешь.
– Это непросто организовать.
– Я понимаю, но у меня такое ощущение, что наши отношения – это для тебя такой тяжкий груз, который ты тащишь по обязанности. Это даже более мучительная обязанность, чем забота о матери. Чтобы тащить, необходимо желание. Заставить тебя я не могу. В отношениях всегда так. Условия задает тот, кто меньше заинтересован.
– Выходит, я меньше заинтересован.
– Ну, так получается. – Он не ответил, просто сидел, осмысляя. – Кори, – не сдавалась Грир, – ты имеешь полное право интересоваться жизнью. Вот только сам ты, похоже, так не считаешь. Долго ты еще собираешься пребывать в состоянии полной отрешенности от мира? Сколько еще месяцев?
– Четырнадцать.
– Что?
– Я цифру взял с потолка. Просто пытаюсь показать, что сами по себе такие рассуждения – полная чушь. Как я могу обозначить срок, Грир? Я нужен здесь.
– А в других местах не нужен?
– В других местах есть кем меня заменить.
– У тебя был жизненный план, совершенно разумный. Позаниматься консалтингом, накопить денег, создать то приложение. Был интерес.
– Мне пришлось приспособиться к новым условиям, – сказал он. – И мне начинает казаться, что ты как раз не умеешь приспосабливаться.
– Я тебя прошу, давай пойдем куда-нибудь, поговорим, – взмолилась Грир.
Они на часик оставили его мать одну, отправились в «Пай-лэнд» – в то самое кафе, где когда-то, до начала их романа, когда они с трудом выносили друг друга, он играл в «Мисс Пакман», а Грир украдкой за ним подглядывала. Он видел ее боковым зрением, старался играть лучше, сосредоточеннее, дольше – будто бы ради нее, его школьной соперницы.
Теперь, воскресным летним днем, они оба, уже взрослые, вошли в то же заведение – там было пусто: видимо, зарабатывало кафе в основном доставкой. У него даже имелось собственное телефонное приложение.
– Проходите, пожалуйста, – пригласила их кассирша.
– Кристин, привет! – поздоровалась Грир.
Это была Кристин Веллс: она жила на их же улице, много лет они вместе ездили на школьном автобусе. Кристин – из самой слабой группы по чтению, из «Коал». Теперь на ней был красный фирменный халат, и она совершенно невозмутимо пробила им пиццу и напитки.
– Ты дома живешь? – поинтересовалась Грир.
– Ага. Мне нормально. – Кристин смерила их обоих взглядом, потом обратилась к Кори: – А ты ведь тоже, да? Я тебя видела.
Как будто пыталась ему сообщить: ничем ты не лучше меня, хотя вы, головастые, когда-то думали наоборот.
– Да, – ответил он.
Он теперь был ничем не лучше и не хуже Кристин Веллс. Тут Кори заметил, что игровой автомат убрали. Теперь у всех есть игрушки дома, никто не играет на людях. В последние годы, с самого начала длительного процесса ухода в себя, Кори понял суть этого ощущения – ему и сейчас хотелось вернуться домой и погрузиться в очередную видеоигру Альби.
Они с Грир сели, она аккуратно держала свой кусок, с которого капало, над тарелкой, поясняя:
– Мне нельзя пачкаться. Совсем мало одежды с собой взяла.
– Грир, – сказал он. – Посмотри на меня. – Глаза ее испуганно переметнулись с тарелки на его лицо. – Я не знаю, как сложатся наши жизни. – Кори импровизировал. – Потому что кто мог подумать, что с Альби случится вот такое?
– Никто, – отозвалась она совсем тихо.
– Но оно случилось – оно случилось, а потом вот это, другое, случилось с моей мамой, а теперь другое происходит и со мной.
– Что именно?
– Я теряю твое расположение. – В голосе звучало мучительное напряжение. – У меня в жизни все теперь иначе.
– Я знаю.
– Во многих смыслах иначе.
– А в каких еще?
– Трудно сказать. Я делаю вещи, совсем мне не свойственные. Например, нюхал героин, – признался он.
Повисла страшная пауза, заполненная стремительной сменой выражений, каких он никогда раньше не видел у Грир на лице. После этого она произнесла:
– Ты шутишь, да?
– Я тебе вот что скажу: сейчас такой момент, когда твой показной шок не сильно нам обоим поможет.
– Ладно, прости меня. Хочешь, чтобы я притворялась?
– Притворяться полезно. Притворяться, собственно, очень кстати. Я, по сути, пытаюсь сказать следующее: я сейчас нахожусь в состоянии, которое совсем не похоже ни на одно из состояний, в которых я находился раньше. Ты мне можешь сказать: слушай, мне кажется, ты должен принять предложение поработать моим консультантом при подготовке этого важного мероприятия в Сан-Франциско, но это будет означать, что ты совершенно не понимаешь, что со мной происходит. Что творится у меня в душе с тех самых пор.
– Кори, я ведь тоже любила Альби. Я все время о нем думаю – и тоже терзаюсь. – Голос ее звенел, делался резче. – Все представляю, как мы с ним сидим и читаем «Энциклопедию Брауна». Представляю его – и мне так больно, что я не знаю, что делать.
– Я понимаю, но я не это пытаюсь сказать. Я позволил себе стать консультантом-стажером на некоторое время, ведь мы так договорились, но сейчас с этим покончено, было бы покончено в любом случае, вместо этого я здесь. А ты – ты там, работаешь на хорошем месте, работаешь на человека, который для тебя пример во всем. Пишешь прочувствованные, осмысленные речи, у тебя прекрасно получается. Вот и занимайся этим, Грир. Доведи дело до конца.
