– Ложись со мной в постель, – предложил он. – Мне этого хочется больше всего на свете.
– Даже больше, чем купить у нас рекламное место.
– Да. – Он продолжал поглаживать ее ладонь, она не отстранялась. – Можем поехать к тебе, – сказал он. – Я знаю, что ты живешь неподалеку. В телефонном справочнике посмотрел.
Она опустила глаза к свету свечи, лицо ее потеплело, тоже став свечой.
– Вот так, значит, ты раздаешь команды, – сказала она. – Я что, должна встать по стойке «смирно»?
– Фейт, я тобой не командую. Хочу, чтобы и ты этого хотела.
Они отправились к ней на квартиру – в крошечную студию на Западной Тринадцатой улице, где после отъезда Энни Сильвестри на Средний Запад Фейт обитала одна. Пока Эммет складывал свою одежду на стуле, Фейт подумала, что он – первый бизнесмен, с которым ей случится переспать.
У Эммета были прекрасные кожаные ботинки в дырочку, она следила, как он развязывает шнурки, ставит их у стены рядом с ее розовыми замшевыми сапожками.
– Похожи на крекер от «Набиско», – заметила она.
– Что?
– Твои ботинки. Из-за этих дырочек.
Он поднял глаза.
– Ты права. – Потом он улыбнулся. – Крекер «Завтрак с друзьями». Одно из наших классических изделий. Кстати, мне очень нравятся твои сапожки.
Он аккуратно поставил обе пары обуви рядом: его блестящие темные ботинки и ее мягкие неброские сапожки составляли такой яркий контраст, что это само по себе возбуждало. Она отметила, что нижнее белье у него безупречно-чистое, точно парус. Тело у него оказалось изумительное, почти как у рептилии, но не совсем. Выглядел он не совсем теплокровным, но ее это в данный момент не смущало. Ей он казался до абсурда привлекательным: эти длинные темные волосы, едкий запах, благодаря которому он представлялся ей мужественнее всех, кого она знала, кроме разве что ее отца. Разумеется, в нем не было ничего общего с ее отцом.
Оказавшись в постели, Эммет томно улыбнулся, раскрыл объятия, заключил ее в них.
– Иди сюда, – сказал он, как будто она еще не находилась там. Однако он хотел еще большей близости, хотел сразу же проникнуть в нее – и она в тот момент отчасти поняла, почему: потому что и она не только хотела, чтобы он проник в нее, но и сама стремилась так или иначе в него проникнуть. Или даже стать им. Ей хотелось перенять его уверенность, стиль, то, как он идет по жизни – совсем не так, как она.
Сделай это, сделай то, просили они друг друга в повелительном ключе, в котором люди разговаривают в постели, отставив хорошие манеры. Он усадил ее сверху и смотрел на нее взглядом, затуманенным возбуждением, но граничащим с преклонением.
– Господи боже, – произнес он, удерживая ее над собой, точно парящего ангела. Фейт поняла, что не против, пусть и воспринимает ее так: как видение. Они оба замерли, он закатил глаза, но потом вновь взял себя в руки, будто бы вспомнив, что происходит, и внедрился в нее так глубоко, что она испугалась, как бы он ее не располовинил. Впрочем, ничего он в ней не повредил.
Он кончил с мелодраматическим стоном, а потом произнес: «Ах, Фейт» – и вся его резкость ушла, отчетливые контуры расплылись. После этого он затих, вновь собрался с силами и теперь уже занимался только ею. Ее оргазмы – целых три подряд, будто пулеметная очередь – восхитили обоих, и он тихонечко произнес:
– Эту часть процесса я люблю сильнее всего.
Они лежали рядом, оправляясь от потрясения. И вот наконец он потянулся к тумбочке, взял с нее часы, щелкнул серебряной пряжкой на узком запястье.
– Ну, мне пора, – сказал он.
– Куда? Уже третий час ночи. – Фейт нашарила глазами персиковый светящийся циферблат настенных часов.
– Домой.
Последовало долгое мучительное молчание, а потом она произнесла:
– Ты женат.
Еще одно молчание, столь же мучительное, Фейт подготавливала сердитые слова. Хотя на самом деле она совсем не сердилась, скорее испытывала глубокую печаль, потому что сообразила: несмотря на отсутствие обручального кольца, она чутьем угадала, что он женат, и нарочно не стала задавать этот вопрос до того, как лечь с ним в постель. Знай она ответ наверняка, она бы не решилась.
Не исключено, сообразила она, что она даже видела его жену – тогда, в казино. Она вспомнила, как Эммет поглаживал крестец своей спутницы. Они обращались друг с другом как собственники. Более того, она знала, что у него есть ребенок – как минимум один. Это она выяснила, сама того не сознавая, в ресторане, когда Эммет вытащил бумажный зонтик из бокала, отряхнул и положил в карман пиджака.
Кто станет такое делать, кроме отца, который хочет принести ребенку – возможно, дочери – интересный подарок? Фейт не могла заставить себя злиться на Эммета, потому что знала все с самого начала, просто отмахивалась от этого знания.
Она сидела в кровати и смотрела, как он одевается, аккуратно вставляет каждую пуговицу в петлю, движения безупречно точные, даже в темной комнате. В какой-то момент он отвлекся от пуговиц.
– Учти, я тебе не врал, – отметил он. – Если бы ты спросила, я бы сказал правду.
– Видимо.
– В этом отношении у нас с женой нет особой близости. Мы не такие. У нас с тобой были бы совершенно иные отношения. Изумительные, если судить по этой ночи. Я имею в виду – то, как все прошло, что мы чувствовали… я не прикидывался. Можно продолжить. Можно в этом жить.
– Я так не поступаю, – произнесла Фейт, голос ее зазвучал холодно. – По крайней мере, сознательно. Со своими сестрами.
– Сестрами? – переспросил он в явном замешательстве. – О чем ты? А. В смысле, все женщины – сестры: это у вас, борцов за права, такой подход. Уверяю, моя жена тебе никакая не сестра.
– Ты понял, о чем я. Я не предаю других женщин.
– Ишь ты, такая нравственная.
– Вроде того, – подтвердила она.
– Ладно, взял на заметку. Завтра позвоню.
– Не надо, прошу тебя.
– Я по поводу рекламы, – уточнил Эммет. – Поговорю кое с кем на работе, думаю, их удастся убедить разместить у вас что-нибудь.
– Хорошо, – ответила она сухо.
Утром он действительно позвонил, причем когда она еще была дома.
– Слушай, должен сказать тебе одну вещь, – начал Эммет, голос его звучал сдержанно, но как-то по-новому, натянуто. – Моя жена про тебя знает. – Фейт потрясенно слушала. – Она задала мне прямой вопрос, когда я вчера вернулся, и сказала: «Не лги мне» – я и не смог солгать. Она попросила назвать твое имя, рассказать все, я и рассказал.
– Эммет, господи, но зачем? – изумилась Фейт.
– Она здесь и хочет с тобой поговорить, – продолжал он. – Можно передать ей трубку?
– Ты с ума сошел?
– Нет, – ответил он, и это прозвучало грустно, хотя, возможно, просто голос исказился в телефоне – как бы то ни было, Фейт не вешала трубку, ожидая и слушая звук, с которым передают трубку из рук в руки. Зазвучал женский голос:
