Мама выключила зажигание. Нос, парик и клоунское платье были засунуты в мешок, лежавший на заднем сиденье; на Лорел остался только воротник, частично торчавший из-под пальто.
– Мне казалось, тебе не понравится, – сказала она наконец. – Ты была тихая и такая серьезная.
Она умолкла.
– Продолжай, – попросила Грир.
– Мы с папой всегда считали, что нам лучше отойти в сторонку и не мешать тебе все делать самостоятельно. Особенно после того, как у тебя появился Кори. – Его имя, произнесенное без всякого предупреждения, ударило наотмашь. – Я когда-то считала вас двумя космическими кораблями, – добавила Лорел. – Помнишь?
Грир помнила. Ей не хотелось говорить с матерью про Кори. Поэтому она сказала:
– А как так вышло, что вы с папой так и не нашли себе никакого настоящего дела? Которому можно отдаваться всей душой.
Лорел притихла, но губы подрагивали.
– С людьми такое бывает. На самом деле, я и сама не знаю, как так вышло. – Она отвернулась. – Жизнь-то никогда не была легкой. Мы оба, как могли, от нее прятались. Хотя кое-чего все-таки достигли. И ты у нас родилась. Это уже что-то. – Потом выражение ее лица изменилось, и она спросила: – Зайчик, а что там стряслось в Нью-Йорке?
Сидя на пассажирском сиденье рядом с матерью, Грир выдавила из себя историю про несуществующую программу наставничества в Эквадоре, подробно рассказала про «Локи», про Фейт.
– Я вынуждена была уйти. Оставаться там не могла. Не знаю: я что – чистоплюйка? Когда я ей сказала, мам, что ухожу, она сделала такую подлость – поверить трудно. Это было унизительно. Совершенно меня раздавило.
– Ничего подобного. Вовсе ты не раздавлена. Но это наверняка было очень неприятно: сама вижу.
– Да и ей было неприятно. Нам обеим. – Грир покачала головой, а потом спросила: – Мам, как мне теперь поступить? Я ведь бросила работу.
Мама посмотрела на нее.
– А решать необходимо прямо сейчас?
– Да в общем, нет.
– Ты же денег немножко подкопила? – спросила Лорел, и Грир кивнула. – Тогда возьми паузу. Не спеши никуда.
– Ненавижу так жить, – сказала Грир.
– Как? Без спешки? Куда ты так летишь-то?
– Не знаю, – призналась Грир. – Просто я так устроена.
– Ты что, боишься, что если перестанешь спешить, то станешь такой же, как мы с папой?
– Я этого не говорила.
– Понимаю, что не говорила. Но такой, как мы, ты все равно не станешь, этого просто не может быть. И не обязана ты постоянно изо всех сил стремиться к цели просто ради самого стремления. Тебя никто не осудит. Ведь оценок тебе уже не ставят, Грир. А ты, похоже, иногда про это забываешь. До самого конца жизни больше не будет никаких оценок, так что можно делать то, что тебе делать хочется. Не думая, как оно выглядит со стороны, а сосредоточившись на том, каково оно на деле.
Грир снова кивнула.
– И что ты мне предлагаешь делать вот так, не спеша? У меня же ничего нет.
– Так в этом вся суть, – сказала Лорел. – Кто знает? Пока, похоже, ты и сама не знаешь. Подожди, там видно будет.
Они немного помолчали, а потом Грир выпалила:
– Дело не только в этой истории в фонде. Еще и в Зи. Я ее предала.
– Что?
– Сама не знаю, почему я тогда так поступила. И как поправить, тоже не знаю.
Тут она заплакала.
Лорел повозилась с застревающим замком бардачка, открыла его, вытащила помятую пачку бумажных салфеток.
– Держи, – сказала она. Грир долго сморкалась – нос, видимо, стал красным, как у клоуна. – Ты с этим разберешься, если приложишь усилия, – сказала Лорел. – А прилагать усилия ты умеешь.
Обратно из библиотеки они ехали в тихом умиротворении, а когда остановились возле дома и Лорел перегнулась на заднее сиденье, чтобы достать сумку, Грир увидела в окно машины Кори. Он выходил из своего дома. Она знала, что обязательно столкнется с ним, пока здесь живет, это был всего лишь вопрос времени.
Всякий раз, когда она его видела, приезжая домой, это становилось потрясением, выбивало ее из равновесия. Как так вышло, что они взрослеют по одиночке – обоим уже сильно за двадцать, они вступили в период пика надежд, который совсем недолог. Внешность его тоже постепенно менялась, и чем реже случались ее визиты домой, тем заметнее это становилось. Он все еще был хорош собой, однако выглядел совсем взрослым, ей в нем теперь виделся этакий молодой толковый папа. Как всегда, очень тощий, одет чисто и без выкрутасов, в утепленную жилетку и джинсы. Ее потрясало, как органично Кори вписался в ту жизнь, которую вел здесь – больше не казалось, что он попросту притворяется.
Мама вылезла из машины, махнула ему рукой, ушла в дом. Грир приблизилась, они обнялись, соприкасаясь только верхней частью тела – как всегда обнимались после разрыва. Волосы у него были чуть длиннее, чем ей запомнилось. Новая прическа, хотела она сказать, хотя, возможно, она совсем не новая: может, он их уже довольно давно отрастил.
– Хочешь куда-нибудь сходить? – додумалась предложить она, он поколебался, потом согласился, только ненадолго, у него дела. Они дошли до «Пай-лэнд». Кристин Веллс там уже не работала – как минимум, не работала сегодня. Поставив на стол пиццу и пластмассовые стаканчики с кока-колой, Кори спросил:
– Ну, рассказывай, чего это ты тут. По работе приехала?
– Нет.
Он взглянул на нее пристальнее, закинул голову, как это делал, говоря по Скайпу.
– Все в порядке?
– Не очень. Я ушла с работы.
– Ого, – сказал он. – Расскажешь?
– Нет. Но спасибо, что спросил.
Каким было бы облегчением выложить ему все, почувствовать, как информация перетекает от нее к нему, внедряется в его мозг, теперь и он тоже будет об этом думать.
– Расскажи, как там у тебя, – попросила она.
– Тему меняешь. Ты в этом мастак.
– Стараюсь.
– Ладно, – сказал Кори. – У меня тоже новости. Я теперь работаю в «Вэлли-тек», компьютерном магазине в Нортгемптоне.
– Нравится?
– Да, вроде как. И чужие дома продолжаю убирать.
– А.
– Ты не представляешь, какие люди грязнули. Реально не представляешь. Они меняют кожу, и полы в домах – как земля в лесу. Чешуйки. Помет. Понимаю, что звучит аппетитно. Зато интересно. В «Вэлли-тек» тоже интересно. Каждый день – так, ну и какую заковыристую задачку нам сегодня подкинут покупатели? Иногда после работы собираемся, играем в видеоигры. – Потом он добавил стеснительно: – Я, на самом деле, и сам игру придумал. Меня один парень на работе подначил, теперь мы ее вместе разрабатываем. Он программист.
