Он повесил трубку. Франсуаза вернулась и села рядом с Ксавьер, встретившей ее непринужденной улыбкой.
– Знаете, – начала Ксавьер, – никогда никакая шляпка не шла вам так, как эта соломенная.
Франсуаза неуверенно улыбнулась.
– Вы всегда будете выбирать мои шляпки, – сказала она.
– Грета провожала вас глазами с таким раздосадованным видом. Она делается больной, когда видит другую женщину, такую же элегантную, как она.
– У нее очень красивый костюм, – заметила Франсуаза.
Она почувствовала чуть ли не облегчение; жребий был брошен: упрямо отказываясь от ее поддержки и советов, Ксавьер освобождала Франсуазу от тяжкой заботы обеспечивать ее счастье. Она обвела взглядом террасу, отметив первое робкое появление здесь светлых пальто, легких курток, соломенных шляпок. И внезапно, как в былые годы, она ощутила неодолимую потребность в солнце, зелени, в упрямой ходьбе по склону холмов.
Ксавьер смотрела на нее с вкрадчивой улыбкой.
– Вы видели впервые причащающуюся? – спросила она. – Как это грустно, девочки такого возраста с их телячьей грудью.
Казалось, ей хотелось отвлечь Франсуазу от прискорбных забот, которые ее не касались; весь облик Ксавьер выражал беззаботное, добродушное спокойствие; Франсуаза покорно бросила взгляд на пересекавшее площадь празднично одетое семейство.
– Вас когда-нибудь заставляли принимать первое причастие? – спросила она.
– Понимаю, – сказала Ксавьер. Она рассмеялась с излишним воодушевлением. – Я требовала, чтобы мое платье сверху донизу украшали вышитые розы. Мой бедный отец в конце концов уступил.
Она внезапно умолкла. Франсуаза проследила за ее взглядом и увидела Пьера, закрывавшего дверцу такси. Кровь бросилась ей в лицо. Неужели Пьер забыл свое обещание? Если он заговорит с Ксавьер в ее присутствии, то не сможет притвориться, что сохранил секрет своего постыдного открытия.
– Привет, – сказал Пьер. Он подвинул стул и непринужденно уселся. – Похоже, что вы опять несвободны этим вечером, – обратился он к Ксавьер.
Ксавьер в оцепенении по-прежнему не спускала с него глаз.
– Я подумал, что следует отвести злую судьбу, ополчившуюся на наши встречи. – Пьер очень мило улыбнулся. – Почему вы избегаете меня в течение трех дней?
Франсуаза встала; ей не хотелось, чтобы Пьер в ее присутствии смутил Ксавьер, под его учтивостью она угадывала безжалостное решение.
– Я полагаю, будет лучше, если вы объяснитесь без меня, – сказала она.
Ксавьер вцепилась в ее руку.
– Нет, останьтесь, – сказала она угасшим голосом.
– Отпустите меня, – ласково попросила Франсуаза. – То, что Пьер собирается вам сказать, меня не касается.
– Останьтесь, или я уйду, – сквозь зубы проговорила Ксавьер.
– Останься, – в нетерпении вмешался Пьер. – Ты же видишь, у нее того и гляди начнется истерика.
Он повернулся к Ксавьер, на лице его не осталось и следа приветливости.
– Мне очень хотелось бы знать, почему я до такой степени ужасаю вас.
Франсуаза села, и Ксавьер отпустила ее руку; проглотив слюну, она, казалось, вновь обрела свое достоинство.
– Вы меня не ужасаете, – отвечала она.
– Похоже, что все-таки да, – сказал Пьер. Он впился взглядом в глаза Ксавьер. – Впрочем, я могу объяснить вам, почему.
– Тогда не спрашивайте об этом, – сказала Ксавьер.
– Я предпочел бы услышать это из ваших уст, – сказал Пьер. Выдержав немного театральную паузу, он, не спуская с нее глаз, продолжал: – Вы боитесь, как бы я не прочитал в вашем сердце и не сказал вслух о том, что в нем вижу.
Лицо Ксавьер исказилось.
– Я знаю, что у вас в голове полно грязных мыслей, они приводят меня в ужас, и я не хочу их знать, – с отвращением сказала она.
– Не моя вина в том, что мысли, которые вы внушаете, нечисты, – возразил Пьер.
– Во всяком случае, храните их про себя, – сказала Ксавьер.
– Сожалею, – отвечал Пьер. – Но я пришел специально, чтобы изложить их вам.
Он умолк. Теперь, когда Пьер держал Ксавьер в своей власти, он казался спокойным и чуть ли не радовался при мысли вести разговор по своему усмотрению. Его голос, его улыбка, его паузы – все было так тщательно рассчитано, что у Франсуазы появился проблеск надежды. Чего он добивался, так это поставить Ксавьер в полную зависимость, но, если ему это удастся без особых усилий, возможно, он избавит ее от слишком жестоких истин и, возможно, позволит убедить себя не порывать с ней.
– Похоже, вы не желаете больше меня видеть, – продолжал он. – Наверняка я доставлю вам удовольствие, сказав, что у меня тоже нет больше желания продолжать наши отношения. Только у меня нет привычки бросать людей, не объяснив им своих мотивов.
В один миг неустойчивое достоинство Ксавьер пошатнулось; ее выпученные глаза, полуоткрытый рот выражали теперь лишь недоверчивую растерянность. Невозможно было, чтобы искренности этого страха не удалось тронуть Пьера.
– Но что я вам сделала? – спросила Ксавьер.
– Вы мне ничего не сделали, – отвечал Пьер. – Впрочем, вы мне ничего и не должны, я никогда не признавал за собой никакого права на вас. – Вид у него был холодный и равнодушный. – Нет, просто я в конце концов понял, кто вы есть, и тогда эта история перестала меня интересовать.
Ксавьер оглянулась, словно искала какой-то помощи; стиснув руки, она, похоже, страстно желала бороться, защищать себя, однако не находила ни одной фразы, которая не показалась бы ей полной подвохов. Франсуазе хотелось подсказать ей нужную роль. Теперь она не сомневалась: Пьер вовсе не стремился сжечь все мосты, он надеялся, что его суровость вырвет у Ксавьер интонации, которые смягчат его.
– Это из-за тех пропущенных встреч? – спросила, наконец, Ксавьер жалобным голосом.
– Это из-за причин, которые заставили вас пропустить их, – ответил Пьер. Он подождал немного; Ксавьер ничего не добавила. – Вам было стыдно самой себя, – продолжал Пьер.
Ксавьер резко выпрямилась.
– Мне не было стыдно. Только я была уверена, что вы сердитесь на меня. Вы всегда сердитесь, когда я встречаюсь с Жербером, а поскольку я напилась с ним… – Она с презрительным видом пожала плечами.
– Но я счел бы прекрасным, если бы вы питали дружеские чувства к Жерберу или даже любовь, – сказал Пьер. – Лучшего выбора вы не могли бы сделать. – На этот раз в его голосе неосмотрительно зазвучал гнев. – Но вы не способны на чистое чувство: вы всегда видели в нем лишь средство, предназначенное усмирить вашу гордыню, утолить вашу злость. – Жестом он остановил возражения Ксавьер. – Вы сами это признали, вы заигрывали с ним из ревности, и не из-за его прекрасных глаз вы пригласили его в ту ночь к себе.
