Она вздрогнула. Перед ней стояла более молодая из двух женщин, размахивая большой ветрозащитной лампой, которую держала в руках.
– Если хотите пойти спать, я провожу вас, – сказала она.
– Да, большое спасибо, – ответила Франсуаза.
Жербер взял оба рюкзака, и они вышли из дома. Стояла кромешная тьма, и дул резкий ветер; дрожащий круг света освещал перед ними топкую местность.
– Не знаю, хорошо ли вам будет, – сказала женщина. – Одно окно разбито, и, потом, коровы рядом шумят в хлеву.
– О! Нам это не помешает, – ответила Франсуаза.
Женщина остановилась и толкнула тяжелую деревянную дверь. Франсуаза с радостью вдохнула запах сена; это был очень просторный сарай, среди мельничных жерновов виднелись поленья, ящики, ручная тележка.
– Спички-то у вас хоть есть? – спросила женщина.
– Нет, у меня фонарик, – ответил Жербер.
– Тогда спокойной ночи, – сказала она.
Жербер закрыл дверь и повернул ключ.
– Где мы устроимся? – спросила Франсуаза.
Скудным кругом света Жербер провел по полу и стенам.
– В углу, в глубине, как вы думаете? Слой сена толстый, и мы окажемся далеко от двери.
Они продвигались с осторожностью. У Франсуазы пересохло в горле. Теперь или никогда. У нее оставалось около десяти минут, поскольку Жербер сразу засыпал как убитый, а она понятия не имела, с чего начать разговор.
– Вы слышите, какой ветер? – сказал Жербер. – Здесь нам будет лучше, чем в палатке. – Стены сарая дрожали под порывами ветра; рядом корова тряхнула своими путами, ударила ногой в перегородку.
– Вот увидите, какое прекрасное сооружение я оборудую, – заметил Жербер.
Он поставил фонарик на доску и аккуратно разложил трубку, часы, бумажник. Франсуаза достала спальный мешок и фланелевую пижаму. Она отошла на несколько шагов и переоделась в тени. В голове у нее не было ни одной мысли, только это суровое предписание, колом стоявшее в желудке. У нее не оставалось времени придумывать обходной путь, но она не отступалась: если фонарик погаснет до того, как она заговорит, она окликнет его: «Жербер!» – и одним духом скажет: «Вы никогда не думали, что мы могли бы спать вместе?» Что произойдет после, уже не имело значения; у нее было одно желание: освободиться от этого наваждения.
– Как вы изобретательны, – заметила она, возвращаясь к свету.
Жербер расположил спальные мешки рядом и соорудил подушки, набив сеном два свитера. Он отошел, и Франсуаза наполовину скользнула в свой спальный мешок. Сердце ее громко стучало. На мгновение у нее появилось желание все бросить и укрыться во сне.
– До чего хорошо на сене, – сказал Жербер, укладываясь рядом с ней. Он поставил фонарик на балку позади них. Франсуаза взглянула на него, и снова ее охватило мучительное желание ощутить его губы на своих губах.
– У нас был замечательный день, – продолжал он. – Здесь хороший край.
Улыбаясь, он лежал на спине и, казалось, не слишком торопился заснуть.
– Да, мне очень понравились ужин и пылающий огонь, возле которого мы беседовали, как старики.
– Почему как старики? – спросил Жербер.
– Мы говорили о любви, дружбе как люди степенные, которые уже вне игры.
В ее голосе звучала обиженная насмешка, не ускользнувшая от Жербера; он бросил на нее смущенный взгляд.
– Вы наметили прекрасные планы на завтра? – спросил он после недолгого молчания.
– Да, это было несложно, – отвечала Франсуаза.
Она отступилась; без неудовольствия она почувствовала, что атмосфера сгущается. Жербер сделал новое усилие.
– То озеро, о котором вы говорили, приятно будет, если сможем в нем искупаться.
– Наверняка сможем, – сказала Франсуаза.
Она замкнулась в упорном молчании. Обычно разговор между ними никогда не прекращался. Жербер в конце концов что-то почувствовал.
– Посмотрите, что я умею делать, – внезапно сказал он.
Подняв над головой руки, он пошевелил пальцами. На противоположной стене фонарь отразил смутный профиль животного.
– Как вы искусны! – сказала Франсуаза.
– Еще я могу изображать судью, – продолжал Жербер.
Теперь она была уверена, что он пытается скрыть смущение. С комком в горле она смотрела, как он старательно изображает тени зайца, верблюда, жирафа. Истощив свои ресурсы, он опустил руки.
– Китайские тени – это прекрасно, – словоохотливо продолжал он. – Почти так же прекрасно, как куклы. Вы никогда не видели фигуры, которые нарисовал Беграмян? Вот только нам не хватало сценария; на будущий год мы попробуем возобновить это.
Он вдруг умолк – не мог больше притворяться, будто не замечает, что Франсуаза его не слушает. Перевернувшись на живот, она не спускала глаз с фонаря, свет которого тускнел.
– Батарейка садится, – произнес он. – Фонарь скоро погаснет.
Франсуаза ничего не ответила, несмотря на холодную струю воздуха из разбитого окна, она была вся в поту. Ей казалось, что она остановилась над пропастью, не в силах ни продвигаться вперед, ни отступить; у нее не было ни мыслей, ни желания, и внезапно ситуация показалась ей просто нелепой. Она нервно улыбнулась.
– Чему вы улыбаетесь? – спросил Жербер.
– Ничему, – ответила Франсуаза.
Губы ее начали дрожать; всей душой она призывала этот вопрос, а теперь испугалась.
– Вы о чем-то подумали? – спросил Жербер.
– Нет, – отвечала она, – ни о чем.
Внезапно слезы выступили у нее на глазах, нервы ее были на пределе. Теперь она слишком много всего сделала, и Жербер сам заставит ее говорить, и, возможно, такая приятная дружба, существовавшая между ними, будет испорчена навсегда.
– Впрочем, я знаю, о чем вы подумали, – вызывающим тоном заявил Жербер.
– О чем же? – спросила Франсуаза.
Жербер надменно махнул рукой:
– Я этого не скажу.
– Скажите, – попросила Франсуаза, – а я скажу вам, так ли это.
– Нет, скажите первой, – настаивал Жербер.
Мгновение они смотрели друг на друга, как два врага. Франсуаза собралась с духом, и слова наконец слетели с ее губ.
– Я смеялась, задаваясь вопросом, что за вид у вас будет, у вас, кто не любит осложнений, если я предложу вам спать со мной.
– А мне казалось, будто вы думаете, что я хочу поцеловать вас, и не решаюсь, – сказал Жербер.
– Я никогда не предполагала, что вы хотите поцеловать меня, – высокомерно отвечала Франсуаза. Наступило молчание, в висках у нее стучало. Ну вот и все, она свое сказала. – Так что отвечайте: какой вид у вас был бы? – продолжала она.
