Она выпила глоток кофе; это был настоящий утренний кофе, терпкий и сладкий, как тот, что пьешь на перроне вокзала после ночного путешествия или в сельских гостиницах в ожидании первого автобуса. Этот гнилостный привкус смягчил сердце Франсуазы.
– Какой же следует быть жизни по вашим понятиям? – доброжелательно спросила она.
– Такой, как когда я была маленькой, – отвечала Ксавьер.
– Чтобы что-то захватывало вас, хотя вы к этому не стремились? Как когда ваш отец уносил вас на своем большом коне?
– Было множество и других моментов, – отозвалась Ксавьер. – Когда в шесть часов утра он брал меня на охоту, и траву устилала свежая паутина. Все это на меня так сильно действовало.
– Но в Париже вы обретете похожие радости, – возразила Франсуаза. – Подумайте: музыка, театр, дансинги.
– И придется, как вашей подруге, считать стаканы, которые пьешь, и все время смотреть на часы, чтобы на следующее утро идти на работу.
Франсуаза почувствовала себя задетой; она тоже смотрела на часы. «Можно подумать, что она на меня сердится, но за что?» – недоумевала она. Эта унылая и непредсказуемая Ксавьер ее интересовала.
– В конечном счете вы принимаете гораздо более жалкое существование, чем ее, – заметила она, – и в десять раз менее свободное. По сути, все просто, вы боитесь. Возможно, не своей семьи, но боитесь порвать со своими мелкими привычками, боитесь свободы.
Не ответив, Ксавьер опустила голову.
– В чем дело? – ласково спросила Франсуаза. – У вас такой упрямый вид; похоже, вы мне совсем не доверяете.
– Да нет же, – без особого пыла отвечала Ксавьер.
– В чем же деле? – повторила Франсуаза.
– Меня приводит в ужас думать о собственной жизни.
– Но это не все, – возразила Франсуаза. – Всю ночь вы выглядели странной. – Она улыбнулась. – Вам было неприятно присутствие Элизабет? Вы не питаете к ней большой симпатии?
– Напротив, – молвила Ксавьер и чопорно добавила: – Наверняка это очень интересный человек.
– Вас шокировало, что она плачет на публике? – спросила Франсуаза. – Признайтесь, я тоже вас шокировала; вы сочли меня недостаточно слезливой?
Глаза Ксавьер слегка округлились; это были глаза ребенка, голубые и правдивые.
– Мне показалось это странным, – простодушно призналась она.
Она оставалась настороже; продолжать было бесполезно. Франсуаза подавила зевок:
– Я возвращаюсь, – сказала она. – Вы пойдете к Инес?
– Да. Попробую забрать свои вещи и уйти, не разбудив ее, – сказала Ксавьер. – Иначе она набросится на меня.
– Я думала, что вы любите Инес.
– Ну конечно, я очень ее люблю. Вот только она из тех людей, при которых нельзя выпить стакан молока, не почувствовав угрызения совести.
Колкость ее тона относилась к Инес или к Франсуазе? Во всяком случае, разумнее было не настаивать.
– Что ж, пошли! – сказала Франсуаза, кладя руку на плечо Ксавьер. – Я сожалею, что вы провели неудачный вечер.
Лицо Ксавьер внезапно исказилось, и вся ее суровость растворилась. Она с отчаянием посмотрела на Франсуазу.
– Но я провела отличный вечер, – сказала она и, опустив голову, торопливо добавила: – Это вам не доставило удовольствия тащить меня, как собачонку.
Франсуаза улыбнулась. «Так вон оно что! – подумала она. – Она решила, что я выводила ее из чистой жалости». Она дружески взглянула на столь недоверчивую юную особу:
– Напротив, я очень довольна, что вы были со мной, иначе я бы вам этого не предложила. Почему вы так решили?
Ксавьер посмотрела на нее ласково и доверчиво:
– У вас такая наполненная жизнь. Столько друзей, столько занятий; я почувствовала себя ничтожной крупицей.
– Это глупо, – сказала Франсуаза. Странно было думать, что Ксавьер могла ревновать к Элизабет. – Значит, когда я предложила вам приехать в Париж, вы подумали, что я хочу подать вам милостыню?
– Отчасти, – смиренно призналась Ксавьер.
– И вы меня возненавидели, – продолжала Франсуаза.
– Я не вас возненавидела, я возненавидела себя.
– Это одно и то же. – Ладонь Франсуазы скользнула с плеча Ксавьер вдоль ее руки. – Но я привязана к вам. Я буду так счастлива видеть вас рядом.
Ксавьер устремила на нее обрадованный и недоверчивый взгляд.
– Разве нам не было хорошо этим вечером? – спросила Франсуаза.
– Конечно, было, – смущенно согласилась Ксавьер.
– У нас могло бы быть множество таких моментов! Вас это не прельщает?
Ксавьер крепко сжала руку Франсуазы.
– О! Мне так хотелось бы, – с жаром произнесла она.
– Если захотите, так оно и будет, – сказала Франсуаза. – Через Инес я пошлю вам письмо со словами, что она нашла для вас занятие. И в тот день, когда вы решитесь, вам стоит лишь написать мне: «Я еду», и вы приедете. – Она погладила горячую руку, доверчиво покоившуюся в ее руке. – Вот увидите, у вас будет прекрасное существование, очень счастливое.
– О! Я очень хочу приехать, – призналась Ксавьер; всем телом она прильнула к плечу Франсуазы; долгое время они оставались неподвижны, прижавшись друг к другу; волосы Ксавьер касались щеки Франсуазы; их пальцы переплелись.
– Мне грустно расставаться с вами, – сказала Франсуаза.
– Мне тоже, – тихонько вторила Ксавьер.
– Милая моя Ксавьер, – прошептала Франсуаза; приоткрыв рот, Ксавьер смотрела на нее блестевшими глазами. Размякшая, беспомощная, она полностью была предоставлена ей. Отныне Франсуаза повлечет ее по жизни. «Я сделаю ее счастливой», – твердо решила она.
Глава III
Полоска света пробивалась из-под двери Ксавьер; Франсуаза услышала легкое позвякивание, шорох ткани; она постучала. Последовало долгое молчание.
– Кто там? – спросила Ксавьер.
– Это я, – отозвалась Франсуаза. – Пора ехать.
С тех пор как Ксавьер поселилась в отеле «Байяр», Франсуаза научилась никогда не стучать к ней неожиданно, никогда не опережать час встречи. Несмотря на это, ее приход всегда вызывал загадочные осложнения.
– Не могли бы вы подождать меня минутку? Сейчас я поднимусь к вам.
– Хорошо, я жду вас, – ответила Франсуаза.
Она поднялась по лестнице. У Ксавьер имелось пристрастие к церемониям, она открывала дверь Франсуазе, лишь когда готова была принять ее со всей торжественностью; оказаться застигнутой в своей повседневной обыденности показалось бы ей непристойным.
«Только бы сегодня вечером все прошло хорошо, – подумала Франсуаза, – за три дня ничего нельзя успеть». Присев на диван, она взяла одну из рукописей, сложенных на ночном столике. Пьер дал ей поручение читать театральные пьесы, которые получал: эта работа обычно ее развлекала. «Марсий, или Сомнительное превращение». Франсуаза без воодушевления взглянула на название. Во второй половине дня дело никак не ладилось, все выдохлись; у Пьера нервы были натянуты до предела, уже неделя, как он не спал. Расходы не окупятся раньше чем через сто представлений при полном зале.
