Вопреки всему она попытается защитить Ксавьер; это будет одинокая, безрадостная борьба, поскольку сама Ксавьер отказывалась встать рядом с ней, и Франсуаза не без опаски предвидела, какую неприязнь она вызовет у Пьера, если станет защищать от него Ксавьер. Но она чувствовала себя связанной с Ксавьер узами, которых не выбирала. Франсуаза медленно спустилась по улице, ей хотелось прижаться лбом к уличному фонарю и плакать.
Пьер сидел на том самом месте, где она его оставила. Он был один.
– Ну что, ты ее видела? – спросил он.
– Я ее видела, она рыдала, не останавливаясь, она была потрясена.
– Она придет?
– Нет, она страшно боится встречи с тобой. – Франсуаза смотрела на Пьера, тщательно выбирая слова: – Я думаю, она боится, что ты обо всем догадаешься, и мысль потерять тебя приводит ее в отчаяние.
Пьер усмехнулся:
– Она не потеряет меня прежде, чем у нас состоится обстоятельное объяснение. Мне много чего надо ей сказать. Естественно, она тебе ничего не рассказала?
– Нет, ничего. Сказала только, что Жербер приходил к ней, что она выставила его за дверь, а после его ухода напилась. – Франсуаза обескураженно пожала плечами. – В какой-то момент я думала, что она заговорит.
– Уж я-то заставлю ее выложить правду, – заявил Пьер.
– Осторожней, – отозвалась Франсуаза. – Каким бы чародеем она тебя ни считала, если ты слишком будешь настаивать, она заподозрит, что ты знаешь.
Лицо Пьера еще больше насупилось.
– Я что-нибудь придумаю, – сказал он. – При надобности я скажу ей, что подглядел в замочную скважину.
Чтобы сохранить самообладание, Франсуаза закурила сигарету, рука ее дрожала. Она не могла без ужаса представить себе унижение Ксавьер, если та узнает, что Пьер видел ее. Он сумеет найти беспощадные слова.
– Не доводи ее до крайности, – сказала она. – В конце концов она наделает бед.
– Да нет, она слишком труслива, – возразил Пьер.
– Я не говорю, что она убьет себя, но она вернется в Руан и погубит свою жизнь, – сказала Франсуаза.
– Пусть делает, что ей нравится, – сердито сказал Пьер. – Но клянусь тебе, я отплачу ей той же монетой.
Франсуаза опустила голову. Ксавьер была виновата перед Пьером, она ранила его до глубины души. Франсуаза остро ощущала эту рану; если бы она могла сосредоточиться исключительно на этом, все было бы гораздо проще. Но она видела также искаженное лицо Ксавьер.
– Ты не представляешь себе, – более мягко продолжал Пьер, – как она была нежна со мной. Ничто не обязывало ее к этой страстной комедии. – Голос его снова посуровел. – Она сплошное кокетство, каприз и предательство. Она спала с Жербером единственно ради возврата ненависти, чтобы полностью обесценить наше примирение, чтобы обмануть меня, чтобы отомстить. Она не просчиталась, но ей это дорого обойдется!
– Послушай, – сказала Франсуаза, – я не могу помешать тебе поступать по своему усмотрению. Но пообещай мне одну вещь: не говори ей, что я знаю. Иначе она не сможет согласиться жить подле меня.
Пьер взглянул на нее.
– Ладно, – сказал он. – Я стану утверждать, что сохранил секрет.
Франсуаза положила ладонь на его руку, и ее охватила горькая тоска. Она любила его и, чтобы спасти Ксавьер, с которой никакая любовь была невозможна, она вставала перед ним, как чужая, и, возможно, завтра он станет ее врагом. Он будет страдать, мстить, ненавидеть без нее и даже вопреки ей; она отбрасывала его в одиночество, она, которая всегда желала быть только в единении с ним! Франсуаза убрала свою руку; он смотрел куда-то вдаль; она уже его потеряла.
Глава XIV
Франсуаза бросила последний взгляд в сторону Элуа и Тедеско, продолжавших на сцене страстный диалог.
– Я ухожу, – шепнула она.
– Ты поговоришь с Ксавьер? – спросил Пьер.
– Да, я тебе обещала, – ответила Франсуаза.
Она страдальчески взглянула на Пьера. Ксавьер упрямо избегала его, а он упорствовал, желая объясниться с ней; в течение этих трех дней его нервозность все возрастала. Если он не распространялся относительно чувств Ксавьер, то впадал в мрачное молчание; часы, проведенные возле него, были такими тягостными, что Франсуаза с облегчением приняла как своего рода алиби репетицию во второй половине дня.
– Как я узнаю, согласилась она или нет? – спросил Пьер.
– В восемь часов ты сам увидишь, там она или нет.
– Но это будет невыносимо – ждать не зная, – сказал Пьер.
Франсуаза беспомощно пожала плечами: она была почти уверена, что эта попытка будет напрасной, но, если она скажет об этом Пьеру, он усомнится в ее доброй воле.
– Где ты с ней встречаешься? – спросил Пьер.
– В «Дё Маго».
– Хорошо! Я позвоню через час, ты мне скажешь, что она решила.
Франсуаза удержалась от возражений. У нее стало слишком много поводов противоречить Пьеру, и теперь при малейших спорах что-то горькое и недоверчивое выворачивало ей сердце.
– Договорились, – сказала она, встала и пошла по центральному проходу. Послезавтра – генеральная репетиция; об этом она не волновалась, Пьер тоже. Восемь месяцев назад в этом самом зале заканчивали репетировать «Юлия Цезаря»; в полумраке виднелись те же самые головы, белокурые и темноволосые; Пьер сидел в том же самом кресле, устремив глаза на сценическую площадку, которую сегодня, как и тогда, освещали огни прожекторов. Но все стало совсем другим! Тогда улыбка Канзетти, какой-нибудь жест Поль, складка какого-то платья были отражением или началом некой захватывающей истории; интонация, цвет кустарника с лихорадочным блеском вырисовывались на обширном горизонте надежды; тогда в тени красных кресел таилось большое будущее.
Франсуаза вышла из театра. Страсть истощила богатства прошлого, и в этом бесплодном настоящем было нечего больше любить, больше незачем было думать; улицы лишились воспоминаний и обещаний, которые прежде до бесконечности продолжали здесь свое существование; теперь под изменчивым небом, прорезаемым короткими синими просветами, они превратились лишь в расстояния для преодоления.
Франсуаза села на террасе кафе; в воздухе веяло влажным запахом ореховой кожуры; это было время, когда в иные годы начинали думать о знойных дорогах, о тенистых горных вершинах. Франсуазе вспомнилось загорелое лицо Жербера, его спина, согнутая под тяжестью горного рюкзака. Как там у него с Ксавьер? Франсуаза знала, что она встречалась с ним вечером того дня, после трагической ночи, и что они помирились. Изображая по отношению к Жерберу величайшее равнодушие, Ксавьер признавалась, что часто с ним видится. Какие чувства он к ней питал?
– Привет, – весело сказала Ксавьер. Она села и положила перед Франсуазой букетик ландышей. – Это вам.
– Как мило с вашей стороны, – ответила Франсуаза.
