Джо кивнула. Бетти смутно помнила Генри Шешевски – невысокого дородного мужчину с лысой головой, маленькими ровными зубками и щеками, вечно покрытыми щетиной. «Вот она, загородная жизнь!» – говорил он, вылезая из машины, проседавшей под его весом. Генри раздувал ноздри и комично вдыхал, хваля свежий воздух, зеленую траву и простор. Он носил в карманах четвертаки и ириски, которые вручал Джо с Бетти, потому что был холостяком и своих детей не имел, а «побаловать девчонок» любил. Сара ставила еще один прибор, и Генри присоединялся к семейной трапезе, будь то белая рыба, запеченная на луковой подушке, мясной рулет с картофельным пюре или фаршированная жареная курица. Генри Шешевски кушал аккуратно, разрезая еду на мелкие кусочки и тщательно пережевывая, и никогда не брал добавки – ни пюре, ни подливки, столь любимой Бетти, и она никак не могла понять, почему же он такой толстый.
– Все трое собирались вложить денег поровну. У вашего отца особых сбережений не было – мы тогда как раз купили этот дом, – и он попросил в долг у брата. Не навсегда, на время. Обещал даже вернуть с процентами, однако Мэл ему отказал.
– Почему? – поинтересовалась Джо.
Сара посмотрела на свою сигарету.
– Он сказал, что несет ответственность за мать и обязан беречь деньги, чтобы обеспечивать ей должный уход. – Бетти подумала об Элки, у которой в доме дяди Мэла была своя комната с ванной, и попыталась представить, какой именно уход ей нужен. – Зато он хочет сделать что-нибудь для нас сейчас, – продолжила Сара и повернулась к Бетти, – и попросил тебя приходить раз в неделю, помогать Шерли с детьми и делать кое-какую работу по дому. Будет платить по десять долларов. Что скажешь?
Бетти чувствовала себя очень глупо и не знала, что делать. Десять долларов в неделю – огромные деньги. Большинство девочек, присматривающих за детишками, зарабатывали по двадцать пять центов в час. И она знала, как нужны им эти деньги. Мать ясно дала это понять. Бетти повернулась к сестре, надеясь на помощь, но Джо стояла к ней спиной у раковины, а Сара смотрела на нее заплаканными глазами, с дрожащей, полной надежды улыбкой.
– Конечно, – ответила Бетти, через силу улыбнувшись матери, – конечно.
Автобусы в Саутфилде ходили не так регулярно, как в их районе, – вероятно, потому что там у всех были свои машины. Через полторы недели после смерти отца, в среду после школы Бетти сошла с автобуса на углу Лэшер и Квортон-роуд и направилась в глубь квартала к дому дяди Мэла, стоявшему посреди большой лужайки на вершине холма. Сунув учебники под мышку, она постучала в дверь.
– Бетти! – Тетя Шерли вроде бы ей обрадовалась. – Входи же!
Тетя провела Бетти мимо гостиной, где ее кузины смотрели шоу Супи Сэйлса, прямо в огромную сверкающую кухню, которая была раза в два больше кухни и гостиной в доме Бетти, вместе взятых. На столешнице из жаростойкого пластика красовался новенький бледно-желтый миксер Mixmaster, зеленый линолеум на полу тоже выглядел совершенно новым. На подоконнике стояли орхидеи в горшках, пахло жареной курицей. В окно Бетти увидела бассейн, которым дядя Мэл хвастался на Пасху пару месяцев назад, еще в том мире, где был жив ее отец. В столовой темнокожая накрывала на стол, натирая передником каждую вилку. По соседству с Бетти жило несколько таких семей с детьми, посещавшими ту же школу, что и она, не считая католиков, учившихся в школе «Пресвятой Девы Марии, Царицы Ангелов», однако в Саутфилде, вероятно, черные не жили – просто приезжали сюда на работу утром и возвращались обратно вечером.
– Хочешь есть или пить? – спросила тетя Шерли.
Бетти немного удивилась, потому что вроде бы пришла помогать тете Шерли по дому, а не для того, чтобы ее обслуживали. После долгой поездки на автобусе и прогулки по жаре ей захотелось пить, и она попросила воды.
Тетя Шерли налила стакан прямо из-под крана. На ней была желтая блузка на пару тонов темнее миксера и твидовая юбка серо-кремового цвета, свежевымытые волосы аккуратно уложены в прическу. Бетти потягивала воду, гадая, что именно ей придется делать, потому что обед вроде бы уже стоял в духовке, негритянка накрывала на стол, а дети смотрели телевизор.
Тетя предвосхитила ее вопрос:
– Ты поможешь мне разобрать детскую одежду. Нужно убрать на лето зимние вещи и отложить в сторону те, из которых ребята уже выросли. – Тетя Шерли отвела Бетти к спальням, где на кроватках стояли пустые картонные коробки для хранения одежды. Они вместе вынули вещи из комодов, потом перешли к бельевому шкафу в коридоре. – Мы сложим все в три кучи: совсем изношенные – на выброс, умеренно поношенные отдадим в синагогу, а все, что еще выглядит прилично… – Тетя Шерли замолчала. Бетти знала, что вещи из третьей кучи пойдут ей, сестре и матери. Она всю жизнь спала под старыми одеялами Одри и Джоан, на их старых простынях.
– Хорошо, – пробормотала Бетти и понесла стопку белья в спальню девочек.
Тетя Шерли понаблюдала с порога, как она сортирует полотенца, затем сказала, что будет на кухне, и ушла. Бетти управилась за десять минут, тайком сунув пару новых полотенец в кучу, которая предназначалась ее семье. Тетя Шерли курила сигарету, листая журнал Woman’s Day, и немного удивилась, увидев племянницу так скоро.
– Можешь пока посидеть у телевизора, – проговорила она, кивнув в сторону гостиной. – Мэл вернется и отвезет тебя домой.
Бетти невольно вздрогнула.
– Не стоит, я прекрасно доберусь на автобусе!
– Нет-нет, никакого автобуса! Как же ты понесешь все эти простыни и полотенца?
«Черт! – подумала Бетти, на ватных ногах бредя в комнату с телевизором, где шоу Супи Сэйлса сменилось пятичасовым выпуском новостей. – Черт, черт, черт!» Она села на диван; кузены посмотрели на нее и отвернулись к экрану.
Вдруг открылись автоматические ворота гаража, хлопнула входная дверь. Во рту у Бетти мигом пересохло, сердце бешено застучало в груди.
– Дети! – окликнул дядя, и кузены бросились его встречать.
– Папа! Папа! – кричали они.
Наконец дядя Мэл зашел в гостиную.
– Вот ты где, Бетти! – проговорил он и раскинул руки для объятий. На нем был белый халат с вышитым на кармашке именем. Лицо гладко выбрито, очки и лысина сияли, но дыхание оставалось таким же неприятным, как и тогда. Интересно, подумала Бетти, как это выносят его пациенты и тетя Шерли?..
– Привет, дядя Мэл.
– Готова ехать домой?
– Конечно.
Бетти взяла свои учебники и коробку с простынями и полотенцами, которые дала тетя Шерли. Забравшись в огромный Cadillac, она нагромоздила вещи себе на колени, но дядя Мэл велел переложить все в багажник, и девочка растерялась. Она чувствовала себя голой, несмотря на свободную блузку из совершенно непрозрачной ткани и плотный бюстгальтер, да еще надетый сверху свитер, хотя июнь стоял теплый. Бетти боялась, что дядя захочет поговорить, однако он молчал всю дорогу, небрежно насвистывая в лучах полуденного солнца, кивая головой и постукивая ладонями по рулю в такт радио. «Я не отпущу тебя никогда, потому что люблю тебя!» – пропел он вместе с Фрэнки Авалоном. «Так пел мой отец», – подумала Бетти, и сердце ее сжалось от ужаса. На светофоре она почувствовала на себе дядин взгляд, скрестила руки на груди, отвернулась к окну и стиснула зубы. Когда они свернули на Альгамбра-стрит, Бетти крепко сжимала дверную ручку и нащупывала ключ, который носила на ленточке вокруг шеи.
