Их точкой пересечения стала музыка. Оба выросли под песни в стиле мотаун, под музыку чернокожих исполнителей. Гарольд помнил слова всех песен, и Бетти часто просила его что-нибудь спеть. Они болтали и смеялись, однако Гарольд никогда к ней не прикасался. Бетти смущалась, тревожилась, краснела и задыхалась, постоянно чувствуя, что упускает нечто важное – словно потеряла ключи или кошелек, роется в комнате или переворачивает сумочку вверх тормашками и не может найти. Гарольд ей нравился больше всех мужчин, кого она встречала после Девона Брейди. Ей нравилась его терпеливость, его твердость, его запах. Ей нравилась его гладкая кожа, его большие руки с аккуратно подстриженными квадратными ногтями. А как слаженно он подпевал почти любой песне по радио, отбивая ритм на руле!.. Увы, Бетти не могла понять, нравится ли ему она. Есть ли у них будущее? Хочет ли Гарольд быть с ней?
Через восемь недель совместных субботних вечеров и звонков по будням наступил День благодарения. Вместо того чтобы поехать домой в Детройт или в гости к сестре, Бетти пригласила Гарольда на ферму Блю-Хилл. Там собирались друзья, друзья друзей, родственники, дети и, как всегда, люди одинокие, которым некуда податься.
– А индейка будет? – спросил Гарольд. – Без индейки не поеду.
Бетти пообещала ему индейку, и Гарольд сказал, что приготовит макароны с сыром и испечет пирог с бататом по материному рецепту.
В назначенный четверг он заехал за ней домой в новеньких голубых джинсах и в синем свитере, удачно оттенявшем его темную кожу, и Бетти захотелось положить голову ему на грудь. Ронни, Джоди и Даниэль вынесли из гостиной всю лишнюю мебель, поставили в ряд складные столы и застелили их разномастными белыми скатертями. В четыре часа двадцать семь человек взялись за руки и поблагодарили Землю за ее дары, потом дружно приступили к индейке, которую Бетти предусмотрительно поставила на свой край стола, и к запеченным фаршированным кабачкам, картофельному пюре и батату, кукурузному хлебу со специями, булочкам с джемом, а также к подношениям Гарольда.
Когда обед закончился, было еще достаточно тепло, чтобы посидеть у костра на заднем дворе. Расстелили одеяла, пустили по кругу виски, раскурили несколько косяков. Гарольд с Бетти устроились рядом, и Гарольд рассказывал ей про своих сестер.
– Моя сестра Хэтти была замужем дважды, и обоих ее мужей звали Бернард.
– Правда?
– Правда. Мои родители называют ее нового мужа Бернард Второй.
– Хэтти наверняка в восторге, – пробормотала Бетти.
– Да она рада, что с ней вообще разговаривают! Старики вовсе не обрадовались, когда она рассталась с Бернардом Первым. «Джефферсоны не разводятся!», как говорит мой отец. – Гарольд отпил виски и передал бутылку Бетти. – На прошлое Рождество моя сестра Эрнестина привела в дом белого парня.
У Бетти перехватило дыхание. Она искоса посмотрела на Гарольда, но его лицо не выражало ровным счетом ничего.
– Я так понимаю, твои родители надеялись найти под елочкой нечто совсем другое?
Гарольд фыркнул и покачал головой.
– И как все прошло? – спросила она.
Огонь пылал вовсю, люди разговаривали, кто-то наигрывал на банджо, кто-то достал губную гармошку, однако Бетти слышала лишь стук своего сердца.
– Кхм, – кашлянул Гарольд.
Сердце у Бетти упало.
– Не очень, – наконец признал Гарольд. – Конечно, пока он был в гостях, мои предки вели себя вежливо. Зато когда он ушел, Эрнестине мало не показалось.
– Что они говорили?
Гарольд нахмурился:
– Наверное, то же самое, что сказали бы тебе твои родители.
Бетти поморщилась, представив реакцию своей матери.
– Ей объяснили, что она нарывается на неприятности. Люди станут бросать косые взгляды, говорить гадости или что похуже. Ее жизнь будет тяжелой. Если родятся дети, то их жизнь будет просто невыносимой, ведь метисов не любят ни там, ни там.
Сердце Бетти бешено колотилось. Не дает ли Гарольд ей понять, что они никогда не смогут быть вместе?
– А что думаешь ты? – поинтересовалась она.
Гарольд повернулся к ней и снова посмотрел на костер.
– Думаю, что чувствам не прикажешь, – заметил он и добавил прежде, чем Бетти успела обрадоваться или преисполниться надежд: – И все же проще любить того, кто похож на тебя.
Бетти уставилась на траву, слыша голос матери. «Одного полета птицы должны стаями водиться». И еще она помнила, что Сара говорит о евреях, которые сходятся с гоями. У матери были подруги, которые отказывались идти на свадьбу собственных детей, подруги, которые устраивали шиву, когда их дети связывали свою жизнь с неевреями, у них даже были внуки, которых они ни разу не видели. «А ты пропустила бы мою свадьбу?» Сара бросила на нее тяжелый взгляд. «Не испытывай меня!»
– Хотя в моем случае… – Гарольд сгорбился и вздохнул. – Может, я ставлю телегу впереди лошади, но я должен тебе сказать…
– Что?
– У меня не может быть детей, – тихо проговорил Гарольд. – Во Вьетнаме использовали химические дефолианты. Позже выяснилось, что солдаты, подвергшиеся их воздействию, заболевали раком. Или же становились бесплодными, их жены не могли выносить детей или те рождались с врожденными дефектами. Я знал, что никогда… – Он снова вздохнул. – Я знал, что и пытаться не стану, поэтому несколько лет назад сделал вазектомию. Чтобы уж наверняка.
Бетти стало тошно и грустно, ее охватила злоба и ярость к войне и к тем, кто лишил Гарольда отцовства.
– Мне очень жаль, – сказала она дрогнувшим голосом. – Мне очень жаль, что с тобой это случилось.
Он медленно кивнул.
– Я долго злился, но теперь… – Гарольд снова пожал плечами. – Нельзя же злиться вечно.
– Мне пришлось сделать аборт, – призналась Бетти в наступившей тишине. Она чувствовала, что должна рассказать то, чем не делилась ни с одним другим мужчиной, показать все свои шрамы. Довериться ему, как он доверился ей. Не поднимая глаз, она пояснила: – В девятнадцать лет меня изнасиловали. Дэв взял меня на концерт, и под кайфом я потерялась, а потом наткнулась на нескольких плохих парней.
Гарольд долго молчал. Бетти чувствовала, как напряжение сгущается в воздухе, словно перед грозой. Потом он взял ее за руку – наконец-то! – и охрипшим голосом проговорил:
– Я не хочу, чтобы с тобой снова случилось что-нибудь плохое!
Бетти зажмурилась.
– Как ты думаешь… – В ее голове закружились вопросы. «Как ты думаешь, у нас получится? Люди нас примут? Мы найдем место, где сможем быть вместе?» Где они будут жить, какие праздники отмечать, придется ли ей принять его веру и ходить с ним в церковь? Как к ней отнесутся его родители? Как ее мать отнесется к Гарольду? Обрадуется ли Сара, что Бетти наконец не одна, хотя он не белый и не еврей, или прошипит «ненормальная», как в свое время обозвала Джо?
