– И зачем вы, Матвей Гаврилович, глупости помните, которые я некогда сказала?
– А разве это не так? Я думаю, что пора вам домой, в столицу, возвращаться. Вашему братцу вы все равно не поможете без денег.
– Если я стесняю вас, так и скажите, Матвей Гаврилович, – тихо заметила девушка, впившись взглядом в напряженный профиль Твердышева.
– Не скажу, – ответил он глухо, повернув к ней лицо. Посмотрев долгим взором прямо в ее яркие золотые глаза, он проникновенно добавил: – Коли нравится у нас, живите на здоровье.
– Благодарю, – Варя вновь улыбнулась ему как можно ласковее и сказала: – А знаете, Матвей Гаврилович, мне иногда кажется, что вы совсем не такой жесткий, каким хотите показаться окружающим людям. Я чувствую, что в вас есть и доброта, и сострадание, и понимание к печалям других, иначе бы вы не приютили меня. И сегодня на руднике вступились за меня и помогли повидаться с братом.
– Не сострадание это, – отрезал вдруг грубо Твердышев и отвернулся от прелестного лица Вареньки, не в силах вынести глубину ее ласкового благодарного взора.
– А что же?
– И что вы за девка? Все вам знать надо! – ощетинился он, сверкая на нее глазами. – Сделал и сделал, нечего во всем скрытые предлоги искать.
– Я не хотела обидеть вас, – опешила Варя от его внезапной резкости.
– Вот и помолчите немного. Устал я от вашей трескотни.
Тут же пресекая своей недовольной фразой дальнейшие разговоры, Твердышев вновь отвернулся к лошади и всю обратную дорогу пытался не смотреть на длинную темную юбку своей спутницы и ее тонкие руки, лежащие на коленях, которые попадали в поле его зрения. Варя же, надувшись, отметила про себя, что этот человек не может долго быть добрым. Даже теперь на ее слова благодарности он отчего-то рассердился и велел молчать. Властный неуживчивый характер этого мужчины был непонятен и неприятен ей.
Той ночью Варя плохо спала. Духота от теплой печки и усталость, которая накопилась за день, мешали ей заснуть и, она долго ворочалась на постели. Наконец она откинула теплое одеяло, и только после этого сон сморил ее. Озябнув, она проснулась среди ночи. Чуть приоткрыв спросонья веки, начала рукой искать одеяло, чтобы укрыться. Странная неясная тень колыхнулась над ней, и девушка невольно приоткрыла глаза.
Твердышев в одном исподнем, с обнаженным рельефным торсом, стоял рядом с ее постелью. Его фигура, высокая, широкоплечая, с опущенными вниз мощными руками, возвышалась в полумраке. Он не шевелился и был похож на каменное изваяние. Она не видела выражения его лица, так как в горнице было темно. Открыв шире глаза и устремив напряженный взор на мужчину, она глухо прошептала:
– Что случилось?
Фигура дернулась, словно ожила, и только тут Варя разглядела его лицо – мрачное, со сдвинутыми у переносицы бровями. Лишь напряженное выражение его блестящих в темноте глаз она успела уловить.
В следующий момент Твердышев отвернулся и устремился к кувшину с водой, стоящему на столе. Залпом выпив половину, он как ни в чем не бывало проследовал в маленькую спальню, что была сбоку. Варя же, ничего не понимая, укрылась одеялом и, повернувшись на бок, устало закрыла глаза.
– Новость у меня для вас, Варвара Дмитриевна! – воскликнул Никифор Ермолаевич, входя в горницу. Было около двух часов пополудни, и Варя едва приготовила кашу и пирог к ужину. – Одевайтесь скорее, отвезу вас на завод.
– На завод зачем? – удивилась она, вытирая влажные руки.
– Меня Матвей Гаврилович послал. Сам-то он уехал по делам в Екатеринбург. Лишь завтра вернется. Вашего братца, Алексея Ивановича, на завод в подмастерье перевели!
– Как это? – пролепетала, опешив, Варенька.
– Дак, Матвей Гаврилович почти две недели хлопотал об этом. Даже к самому бургомистру в Кунгур ездил на днях, чтобы вашему братцу документы нужные выправить. А сегодня поутру грамота разрешительная от бургомистра пришла, что ваш брат может быть переведен к нам на завод. Видите ли, округа-то наша на полувоенных порядках. Только с разрешения вышестоящего начальства каторжника могут перевести на другие работы. А теперича братец-то ваш уже на заводе. Как увидел я его, так сразу к вам!
– Радость-то какая! – воскликнула Варя.
– Одевайтесь скоренько, я подожду, – заметил Никифор. – Все по дороге расскажу. Надо до четырех управиться. Ведь Матвей Гаврилович до этого времени пропуск справил.
Девушка мигом собралась и, наказав девочкам не уходить со двора, уже через четверть часа сидела вместе с Никифором Ермолаевичем в телеге. Радостно улыбаясь старосте, она невольно вымолвила:
– Неужели правда это, поверить невозможно!
– Правда, правда, – рассмеялся староста в ответ, стегая лошадь.
– Отчего же Матвей Гаврилович мне не говорил, что хлопочет о моем брате?
– Дак не знал он, получится или нет. Да и братец-то ваш больно смирно на рудниках себя вел. Вот и смилостивился бургомистр и выдал новое предписание, чтобы наказание его чуть послабили и перевели на завод.
– Теперь Алексею легче будет, – выдохнула облегченно Варенька.
– Конечно легче. Жить-то он будет при заводе в общественной избе с остальными работниками-мужиками, которые одинокие. Условия лучше, чем на рудниках. И избы те сухие, теплые и кормежка как для заводских.
– Отныне и видеться с ним буду чаще.
– Ну, это как Матвей Гаврилович позволит. Вряд ли чаще, чем раз в неделю. На заводе-то тоже порядки строгие.
– Я понимаю. Раз в неделю, – воодушевленно отозвалась Варенька.
Олсуфьева она застала за вечерней трапезой, в одной из общественных изб. Он, как и раньше, весьма холодно поговорил с ней и на ее вопрос о том, как ему новое место работы, заметил:
– Неужели вы похлопотали, Варвара Дмитриевна?
– Не я, а управляющий этого завода, Матвей Гаврилович. Твердышев его фамилия, – объяснила Варенька смущенно.
– Видел я его сегодня мельком. Он с вами еще на рудники приезжал.
– Да, – кивнула Варя.
– И отчего этот Матвей Гаврилович так участвует в моей судьбе? Ему-то что за прок?
– Я живу у него в доме. Да и чужие страдания ему не чужды.
Олсуфьев немного помолчал и, внимательно глядя на Варю, недовольно произнес:
– Зря вы не уезжаете, Варвара Дмитриевна. Доколе вы будете преследовать меня?
– Отчего вы так жестоки, Алексей Иванович? – пролепетала она в ответ, чувствуя, что сейчас расплачется. – Ладно, пойду я. Может, в следующую неделю приеду.
Вечером следующего дня, едва Варя спустилась с крыльца набрать воды из колодца, навстречу ей попался Твердышев, который только возвратился домой после двухдневной отлучки. Девушка приветливо улыбнулась ему и произнесла:
– Благодарю вас за помощь, Матвей Гаврилович. Я была вчера у Алексея. Он очень рад, что вы выхлопотали ему место на своем заводе.
