– Да уж прям! – ощетинился он, но руку все же убрал с ее шеи.
– Что ж вы думаете, будете и дальше безнаказанно всю округу в страхе держать? Насильничать и людей до полусмерти избивать? Завтра же поеду к исправнику и все расскажу ему! Я уж вас точно не боюсь!
– Давай иди! – мрачно рассмеялся ей в лицо Матвей. – Только он даже слушать тебя не станет, яхонтовая моя. Ибо тоже под моей волей ходит.
Варя открыла рот, чтобы сказать что-то еще. Но Матвей тотчас припечатал ее губы своими, дерзко схватив одной рукой ее за голову, а другой за талию. В этот момент раздался шум из прихожей, и он резко убрал руки со стана девушки и выпрямился. Варя метнулась от него в приоткрытую дверь, что вела в гостиную, едва не сбив с ног бабку Параскеву и ее дочь, которые вышли в сени. Они раскланялись с Твердышевым и вышли на двор. Матвей же вновь обратил темный взор на дверь, за которой минуту назад скрылась девушка, и нахмурился сильнее.
– Иди пока, ягодка, – бросил он ей вслед угрожающе. – Дома все, оттого пока иди…
Твердышев вошел в гостиную и опять вспомнил об Арине. Чувство дикой вины и стыда накрыло его, и он, не замечая Ольги, которая уже убирала со стола, уселся за пустынный стол и схватился за бутыль с самогоном. Ольга, тут же оценив ситуацию, немедленно подала ему небольшую стопку и услужливо спросила, заглядывая в мрачное лицо:
– Вам закуски подать, Матвей Гаврилович?
– Нет, – буркнул Твердышев, даже не взглянув на нее, и начал вливать в себя спиртное.
Ольга, видя, что он не обращает на нее внимания, вновь начала убирать со стола. Девушка то и дело бросала заискивающие и оценивающие взоры на широкоплечую фигуру Твердышева, который не замечал ее, и быстро перемещалась по комнате, вздыхая о чем-то своем. Не прошло и четверти часа, как со второго этажа раздались крики и плач Маши.
– Что там еще? – опешил Матвей, подняв голову. Заставив себя встать на ноги, он поплелся наверх.
Крики раздавались из комнаты Вари, и Матвей направился именно туда. Распахнув едва прикрытую дверь, он остановился на пороге спальни и увидел, что на кровати Вари разбросаны немногочисленные вещи, которые она пыталась засунуть в небольшой мягкий сундучок.
– Что здесь? – произнес недовольно он. Девочки, облепив Варю, навзрыд плакали и не давали ей ступить и шагу. Твердышев вмиг оценил ситуацию и глухо поинтересовался: – И куда это вы собираетесь на ночь глядя, позвольте спросить?
– Я уезжаю, – не поворачиваясь, выпалила девушка.
– Не пускай ее, батюшка! – воскликнула Танюша, дико вцепившись в юбку Вари.
– Танюша, я не могу более оставаться здесь, это нехорошо, – заметила та, смахивая набежавшие на глаза слезы.
Твердышев нахмурился и тихо велел детям:
– Маша, Танюша, идите вниз. Помогите тетке Ольге убрать со стола. Я сам поговорю с Варварой Дмитриевной.
Девочки нехотя оторвались от Вари и, всхлипывая, послушно направились к двери.
Твердышев так и стоял в дверях спальни, терпеливо дожидаясь, пока дети выйдут. Варя вновь начала собирать вещи, и Матвея накрыло безумное чувство обиды и боли. Весь запал, который владел им еще четверть часа назад, прошел, и он ощутил, что явно перегнул палку, когда зажал ее в сенях и напугал, угрожая Тоболеву расправой.
– Из-за меня хотите уехать? – спросил он печально, когда шаги детей стихли. Его язык чуть заплетался от выпитого спиртного. Эта просящая, тихая интонация, совсем не свойственная Твердышеву, показалась девушке зловещей.
– Да, – кивнула Варенька, не оборачиваясь.
– И кто же вас повезет? – задал следующий тихий вопрос мужчина, не спуская с нее напряженного болезненного взгляда.
– Найду кто! – взорвалась она, резко повернувшись к нему. – А если не найду, пешком пойду! Лишь бы подальше от вас!
– Только не пущу я вас никуда, Варвара Дмитриевна, – заверил он без эмоций, выставив руку и уперев ее в косяк, загораживая проход.
– Да сколько ж можно?! – воскликнула она в сердцах. – Что вы неволите меня? Дайте мне уехать, прошу!
– Арина оставила нас, теперь и вы хотите покинуть? Что ж мы с детьми чумные, что ли? Как же нам одним-то жить? – произнес он увещевательно и ласково.
Матвей говорил так мягко, с такой просящей интонацией в голосе, что Варя, уже ничего не понимая в его непредсказуемом поведении, опешив, села на кровать. Весь сегодняшний день Твердышев вел себя странно. То все поминки был безразличен, словно каменная статуя, то грозил ей в сенях, а в этот миг говорил так ласково, как будто пытался заслужить прощение. Сбитая с толку девушка, не спуская с него напряженного взгляда, пыталась прочесть на лице мужчины, что же он на самом деле чувствует и думает.
– Не могу я так больше… неужели вам неясно, Матвей Гаврилович? – пролепетала устало она. – Я измаялась, вы измаяли меня, – она чуть помолчала и вновь продолжила, судорожно сглотнув слюну: – Здесь моя жизнь сумбурна и печальна. Я не знаю, чего ожидать от вас в следующий момент. Вы постоянно мучаете меня. Неволите, приказываете, что мне делать и как, принуждаете меня… сами знаете к чему… но я не послушная кукла! И у меня тоже есть свои мысли и желания! Это существование мне в тягость. Отпустите меня подобру, прошу вас…
Матвей долго смотрел на нее пронизывающим взором ярких зеленых глаз, и лишь спустя какое-то время его напряженное лицо разгладилось. Медленно подойдя к Вареньке, мужчина сел рядом с нею на кровать и, не спуская с нее внимательного взгляда, вдохновенно глухо произнес:
– Не прав я был, Варвара Дмитриевна. Столько бесчинств натворил. И теперь в сенях не знаю, что на меня нашло. Простите меня, Варенька. Я понимаю, что Арина по моей вине умерла. Но только об одном прошу… – он чуть помолчал, видя, что она смотрит на него прелестным напряженным взором. – Не уезжайте сейчас вот так. Вы нужны детям и мне.
Его язык немного заплетался, и Варя подумала, что он сильно страдает от своей вины, ибо так покаянно говорит с ней. На его бледном суровом лице было написано раскаяние и мертвенная печаль. И на миг ей вдруг стало жаль его. Отчего-то она посмотрела на него другими глазами. Позабыла обо всех его дурных поступках, словно перед ней сидел другой мужчина: печальный, убитый горем и запутавшийся. Она внимательно посмотрела в его большие темно-зеленые глаза и вдруг подумала: «А ведь он красив… если бы он не был простым мужиком… то…» Однако, тут же испугавшись своих странных мыслей, она перевела нервный взгляд на свои ладони и пролепетала:
– Но я не могу остаться…
– Вы должны остаться, Варенька, – проворковал Матвей хрипло, с нежной обволакивающей интонацией. – Я обещаю, что не трону вас и пальцем. Если вы этого боитесь. Только прошу, останьтесь хотя бы на пару недель. Пока девочки немного свыкнутся со смертью Арины. Неужели вам вовсе не жаль их?
– Жаль… – прошептала Варя, и на ее глаза навернулись слезы.
Он так просил и вел себя так непривычно, что Варя окончательно растрогалась. В этот миг ей до боли в сердце стало жаль Машу и Таню. Даже Твердышева, которого девушка думала, что ненавидит, она ощутила, что теперь тоже жалеет. Как будто общее горе, смерть Арины, изменило их всех и объединило. Вдруг она вспомнила последние слова Арины, которая на смертном одре просила присмотреть за ее детьми. Именно эта мысль-долг окончательно поколебала твердое решение Вари немедленно уехать, и она, уже почти приняв решение остаться, все же произнесла тихо:
