– И что же, вы прикажете мне оставаться у вас, Матвей Гаврилович? Это неприлично. Завтра весь поселок будет болтать.
– И что ж? – нахмурился он. И она подняла на него глаза. Он продолжил свою речь: – Никто в открытую не посмеет осуждать вас, ибо селяне боятся меня. К тому же вам не все равно, что подумает о вас какая-то жена рабочего или каменщика? Вы дворянка, с вас спрос другой. Да и Ольга Афанасьевна поживет пока с нами…
– Я даже не знаю, что вам сказать, Матвей Гаврилович, – пролепетала Варя и нервно затеребила руками платье.
– Оставайтесь, Варенька, совсем ненадолго, прошу… – молил он.
Он так проникновенно просил, почти умолял, да и дети, бедняжки, кто же их приласкает и утешит теперь. Варя мучительно размышляла какое-то время, а затем, тяжко вздохнув, подняла на него глаза и тихо согласилась:
– Вы правы, Матвей Гаврилович. Я, наверное, могу остаться ненадолго. И Арина Афанасьевна просила меня.
– Спасибо вам, Варенька, – проникновенно произнес мужчина, осторожно взял ее ручку и поцеловал.
Это было впервые. Варя, опешив, удивленно прошлась взглядам по его склоненной темно-русой голове и глубоко вздохнула. Твердышев тут же встал с ее постели и быстро вышел.
Глава IX. Колечко
Едва похоронили Арину, как через неделю заболела Маша. У нее неожиданно поднялся жар, и она впала в беспамятство. Твердышев в тот вечер поздно вернулся с завода и опять застал в доме лекаря. Прямо с порога увидев, что Иван Петрович уже моет руки, Матвей испуганно воскликнул:
– Что случилось?
– Маша заболела, с утра жар у нее и горло болит, – выпалила Ольга, забрав полотенце у лекаря и услужливо взяв из рук Твердышева плеть.
– Одни напасти на мою голову, – пробубнил Твердышев хмуро, как бы сам себе. – Еще и на заводе невесть что творится.
– Я Варваре Дмитриевне все рассказал. Если будете лекарства давать, девочка скоро поправится, – заметил Иван Петрович, уже одеваясь.
– Благодарствую, что заехали, Иван Петрович, – кивнул Матвей и обернулся к девушке, что стояла у стола. – Ольга, там, на комоде, деньги возьми за визит для Ивана Петровича. А я к дочке пойду.
– Спасибо, Матвей Гаврилович. Я завтра заеду, – кланяясь, ответил лекарь.
Едва Твердышев появился на пороге детской спальни, из которой временно выселили Танюшу, чтобы она не заразилась, как Варя, вмиг оглянувшись, проворно встала на ноги и заметила:
– Хорошо, что вы вернулись, Матвей Гаврилович. Прошу, посидите немного с Машуткой. Мне надо поговорить с Иваном Петровичем.
Твердышев понятливо кивнул и направился к постели дочери. Варя уже почти вышла, как услышала в спину вопрос:
– О чем же говорить с ним?
Варя замерла на месте, словно пойманная преступница и, испугалась, решив на миг, что Твердышев прочитал ее тайные мысли, но немедля выпалила:
– Забыла я спросить, как лекарство давать Маше.
На девятый день на поминки опять с самого утра до вечера в дом к Твердышевым тянулись люди, желающие помянуть добрым словом Арину. Варя и Ольга собирали на стол, односложно отвечали гостям и старались успокоить детей, которые были тут же.
Матвей сидел в стороне, в углу гостиной, и никак не реагировал на приходящих и уходящих людей. Тихо, не отвечая на вопросы, он невидящим взглядом смотрел перед собой и был безразличен ко всему происходящему. Селяне шептались, что муж покойной убит горем, оттого так немногословен и угрюм. Временами Матвей поднимал глаза и как будто с удивлением смотрел на всех этих людей в своем доме. Взглядом отыскивал Варю и мрачнел. Спустя миг Твердышев вновь переводил взор на противоположную стену и становился безразличным ко всей этой череде поминальных обычаев.
Часам к пяти дом Твердышевых наконец опустел. Варя, закончив убирать со стола, устало присела на стул. Ольга ушла на двор накормить животных, а дети гуляли. Твердышев, проводив отца Иллариония из Вознесенской церкви, который посетил их одним из последних, вернулся в дом и заметил у камина Варю. Она сидела тихо, облокотившись о спинку стула, прикрыв глаза. Осторожно приблизившись к ней, Матвей присел на корточки сбоку от нее и ласково провел рукой по коленке девушки, затянутой в темную юбку. Варя, не услышав, как он вошел, от неожиданности вздрогнула и открыла глаза.
– Устала, лебедушка? – спросил мужчина ласково. Варенька в ответ только кивнула и вновь отвернулась от него. Все эти дни, как и обещал, Матвей не прикасался к ней и не заводил с ней никаких бесед на интимные темы. И Варя, вновь про себя подумала о том, что Твердышев вполне может держать себя в руках, когда этого захочет. Он сел на пол у ее ног и, прильнув плечом к ее бедру, начал осторожно и ласково гладить сильной рукой ее ножку через юбку сверху вниз от коленки до ступни. – Отдохни… – сказал он тихо.
Ольга, устало вздыхая, доплелась до столовой с пустым ведром в руках и тут же замерла в дверях. Из темного коридора она ясно увидела картину, повергшую ее в ступор. Этот жесткий суровый Твердышев, мужчина, которого она всегда считала твердым, словно скала, властным и совершенно не чувствительным, сидел у ног Олсуфьевой и гладил ее ноги.
Большой опасный зверь, каким Матвей обычно по жизни представлялся всем, теперь был похож на ласкового нежного котенка, который ластился к своей хозяйке. Опешив окончательно, Ольга раскрыла сильнее глаза, не в силах двинуться с места, и с каждым мигом сильнее бледнела. Все последние дни она с ревностью замечала, что Твердышев как-то странно смотрит на Олсуфьеву, но боялась себе признаться в том, что в глазах Матвея отчетливо отражается заинтересованность к Варе. И нынче все ее догадки подтвердились в один момент.
Еще с детства Ольга восхищалась Матвеем. Его статью, удалью, твердым мужским характером. Она прекрасно помнила, как старшая сестра выходила замуж за Твердышева. Тогда Ольга была очень юна, но уже в тот момент завистливо желала себе подобного жениха. Все эти годы она изредка, видя Матвея на праздниках и домашних посиделках, с каждым разом влюблялась в него все сильнее. И нынче, когда по воле судьбы неожиданно умерла ее сестра, и отец, не ведая о тайной страсти дочери, послал ее к Твердышевым в дом, Ольга уже предвкушала, что вот теперь ее мечта станет явью.
Она уже представляла, как вскоре станет ближе к Матвею и, может быть, выйдет за него замуж, но случилось это. Эта столичная надушенная девица, избалованная, тонкая и наглая, завладела вниманием ее обожаемого мужика и намеревалась отодвинуть ее, Ольгу, в сторону. Да, она не могла не признать, что Варя невероятно красива, воспитана и легка по сравнению с нею. Но Олсуфьева была сделана совсем из другого теста, нежели Твердышев. Она же Ольга, как и Матвей, были одного поля ягоды, они выросли в одной среде и были понятны друг другу, у них были схожие мысли, стремления и желания. А эта наглая барышня явно не знала, как надобно жить по-ихнему, по-простому, она наверняка привыкла к другой жизни в столице.
