— Тебя выпустили? Здорово! Мы так беспокоились о тебе…
— Правда? — удивилась Дженнифер. Она не представляла, кто были эти «мы».
— Я слышала, что в карцере ужасно. Как ты? В порядке?
Дженни пожала плечами. Она слишком устала, чтобы болтать.
— Нормально, — с трудом выговорила она, забираясь под одеяло. Но потом вспомнила, что Зуки беременна, и ей стало неловко. — А ты как? Как ты себя чувствуешь?
— Мне лучше. Я больше не теряла сознания. И меня перестало постоянно тошнить. Только если съем что-нибудь неподходящее.
— Как будто здесь дают хоть что-то подходящее! — сказала Дженнифер и спрятала голову под подушку.
Она слышала, как Зуки смеется, но хотела только одного: чтобы ее оставили в покое. Пустота внутри и пустота снаружи — вот все, что ей нужно.
— Хочешь, расскажу тебе кое-что смешное? — спросила Зуки.
Видимо, это был риторический вопрос, потому что она продолжала, не дожидаясь ответа:
— Мне все время хочется немецкого картофельного салата. Знаешь, такой с уксусом и кусочками бекона. Правда, странно?
Дженни неохотно сняла подушку с головы.
— Нет, — ответила она. — У беременных женщин бывают разные предпочтения в еде. Это нормально.
— Неужели? Ну, тогда хорошо.
К радости Дженнифер, наступила тишина. Но теперь она думала о Зуки. Интересно, что она знает о беременности, родах и о том, как растить детей? Дженни считала, что на фотографии, которая висела над кроватью Зуки, снят ее ребенок. Но никогда об этом не спрашивала.
Дженни снова повернулась к Зуки:
— Слушай, здесь же отвратительно кормят. А беременным женщинам нужно особое питание.
— Я принимаю витамины, — гордо заявила Зуки.
— Из медпункта?
Значит, они все-таки узнали, что Зуки беременна.
— Нет, я боюсь пока туда идти, а то они сделают мне аборт. Сестры Терезы приносят витамины для меня.
— Но этого же недостаточно! — Дженнифер подтянула колени к груди, укрылась одеялом до самого носа и снова положила на голову подушку. — Проклятое место! — пробормотала она. — Спокойной ночи.
И она провалилась в сон.
Дженни казалось, что она только что закрыла глаза, как объявили подъем. Сегодня была ее очередь принимать душ. Пусть в толпе других женщин, пусть за ними наблюдает охранник, но ей необходимо смыть с себя все воспоминания о карцере.
Дженнифер было странно, что ее подняли вместе со всеми как ни в чем не бывало, словно она не провела двое суток в чудовищных условиях. Как будто смириться с тем, что у тебя нет будущего, пересмотреть свое прошлое и принять ужасное настоящее — это обычное дело. Но она теперь знала, что должна не рассуждать, а жить, минута за минутой.
Следующим испытанием был завтрак. Когда Дженнифер получила свою порцию красновато-бежевого месива и села за стол, она не удержалась от восклицания:
— Дерьмо!
Тереза, сидевшая напротив, заметила:
— Держи голову выше, лучшие времена скоро наступят.
Дженнифер закатила глаза.
— Откуда ты это знаешь, Тереза? Может, скоро наступят как раз худшие времена!
Она вспомнила об отчете «ДРУ Интернэшнл» и о планах реорганизации Дженнингс, которые превратят это чистилище в настоящий ад.
— Просто не могу быть пессимисткой, — весело сказала Тереза. — От этого бывают морщины. А, кроме того, если верить в плохое, оно обязательно происходит.
Дженнифер равнодушно посмотрела на нее.
— Если не верить в плохое, оно все равно происходит.
Тереза смущенно улыбнулась.
— Я так не думаю, — тихо сказала она.
— К черту! Неважно, веришь или не веришь, все равно в жизни полно гадостей! — присоединилась к спору Шер. Она села напротив Терезы, а Мовита — рядом с ней. — Неприятности поджидают нас уже готовенькие, чтобы произойти в самый неподходящий момент.
Тереза молча смотрела в свою тарелку.
— Лучше заткнись, — сердито сказала Мовита, обращаясь к Шер. — Тереза старалась поднять настроение Дженнифер, неужели не понятно? — Она взглянула на Дженни. — А ты постарайся быть благодарной, когда кто-то пытается тебя подбодрить.
Дженнифер не ответила. Она проглотила еще пару ложек пшеничной каши и снова возмутилась:
— Что это за дрянь? Разваренная шелуха от арахиса? — Она повернулась к Зуки: — Как ты можешь это есть?
Зуки пожала плечами:
— Нормально. Особенно если положить четырнадцать ложек сахара.
Она действительно высыпала в свою кашу почти всю сахарницу и положила столько маргарина, что каша плавала в нем.
— Нормально, — повторила Зуки. — Мне это нравится больше всего остального, что здесь дают.
Дженнифер с отвращением бросила ложковилку. Остальные сделали вид, что ничего не заметили.
Она сидела не двигаясь. Не ела и не разговаривала, пока Зуки не сказала ей, что пора в прачечную. Дженни встала и последовала за ней, как робот. Жизнь казалась ей пугающе пустой и безрадостной, словно она сидела на дне глубокой ямы. Даже если она отсидит свой срок и не сойдет с ума, что маловероятно, ничего хорошего на свободе ее не ждет. Она задохнулась от мысли о бездонной пустоте, ожидающей ее. Ей хотелось рыдать и звать на помощь, но рядом с ней была только Зуки — маленькая, слабая и к тому же беременная. Такая же беззащитная.
— Как ты себя чувствуешь, Зуки? — спросила Дженнифер.
— Отлично. А ты как?
— Отлично.
Когда она выйдет из тюрьмы, у нее не будет ни работы, ни денег, и это страшно пугало Дженни. Она не сможет пойти в магазин и купить то, что ей понравится. Она не сможет путешествовать. Она будет нищей с криминальным прошлым.
Бедность похожа на тюрьму: она не дает жить. Она ограничивает твою свободу. Она говорит тебе: нельзя! Точно также, как Дженнингс. Бедным приходится питаться всякой дрянью, спать на неудобных матрацах, носить плохую одежду и обходиться без медицинской помощи. Все, как в Дженнингс. Значит, она никогда не выйдет отсюда…
Войдя в прачечную, Зуки немедленно принялась за сортировку белья, а Дженнифер остановилась и замерла, как кукла, у которой кончился завод. Когда она наконец осознала, где находится, Зуки как раз поднимала тяжелую тележку. «Она же беременная, — вспомнила Дженни. — Ей нельзя, ей нужна работа полегче».
— Остановись! — сказала она подруге, выходя из транса. — Не поднимай это! — Зуки только удивленно посмотрела на нее. — Перестань, говорю тебе. Я сама буду загружать белье, а ты только сортируй.
— Ты что? Все нормально.
— Ничего нормального! — Апатию Дженни сменил гнев. — Ты не получаешь никакой медицинской помощи, и тебе даже не говорят, как позаботиться о своем здоровье. И о своем ребенке, — добавила она тише. — Мне очень хочется тебе помочь, но что я могу? По крайней мере, не поднимай тележки, хорошо? Иначе я этого не выдержу.
