Самаэль идет дальше, следуя против хода резни. В тех местах, где велись наиболее ожесточенные бои, ему приходится карабкаться. Многие лица ему знакомы, даже если он видел их мельком. Глаза полукровки не находят ни одного выжившего.
Разумом он мрачно подмечает: Нер будет довольна. Столько свежего сырья для работы – с ним восстановление Дивенбурга пойдет быстрее.
Он замечает три фигуры, медленно направляющиеся к поверхности Дивенбурга. Их крылья сложены за спиной, головы обращены наверх.
На потолке нет ничего примечательного, и вскоре становится понятно, что они смотрят не на него, а сквозь него. Ему трудно считывать сущность Семерых, ибо она сияет слишком ярко, слишком слепит глаза и разглядеть подробности невозможно, но ему кажется, что они обеспокоены.
Несмотря на горы трупов вокруг, ни на одном из бессмертных нет и царапины.
В конце концов они взлетают к недавно пробитой в крыше дыре. Один за другим расправляют серебристые крылья и оказываются в небе, оставляя Самаэля глядеть им вслед и давая ему наконец возможность увидеть, что их привлекло.
На данный момент Семеро не представляют опасности для Дивенбурга, но, глядя на небо, он совершенно не чувствует облегчения.
Из-за слез картинка перед глазами у Рилы размывается. Ее мать неподвижно лежит на земле. Глаза ее дедушки закрываются. Небо красное и злое, а на горизонте появляются тучи, подобных которым она никогда раньше не видела: плотные и темные, они стремительно приближаются, подгоняемые неземными ветрами.
Дельта – на коленях перед Альфой. Оба смотрят на небо, раскрыв рты. Как и стоящий рядом Бета.
На землю опускаются еще три крылатые фигуры. Сперва они тоже смотрели вверх, но теперь их взгляд, как и взгляд их мечей, в едином движении перемещается на оружие в руке ее матери, затем на Дельту, бережно держащую свой сломанный клинок, и, наконец, на Альфу.
Бессмертного, кажется, бросает в дрожь от их взгляда, и, когда свое внимание на него переводят Дельта и Бета, он содрогается во второй и в третий раз.
Альфа простирает руки, словно пожимает плечами, в его взгляде отражена мольба, и, хотя Рила его ненавидит, вскоре она об этом забывает, желая подойти к нему и утешить бессмертного.
Но ей это не удается, ибо заговаривают остальные; их фразы перетекают одна в другую, окутывая Альфу:
– Первым и величайшим среди нас ты был…
– Был, но ныне пал печальнейшей из теней…
– Теней, что были сотворены; третьей, там, где было две…
– Две наших сестры предостерегали тебя…
– Тебя это не трогало…
Дельта медленно поднимается на ноги. Остальные встают в круг, расправляя крылья, заключая Альфу внутри.
– Нашей целью было защищать и оберегать…
– Оберегать то, что создательнице было дорого…
– Дорого мы ценили Гамму – и бросили ее, когда были ей нужны…
– Нужны, чтобы исполнить свой долг…
– Долг, о котором мы забыли…
Под весом их осуждения и своей вины Альфа падает на колени. Остальные склоняются к нему, создавая купол.
– Слепо мы следовали…
– Следовали за тобой к гибели…
– Гибели сестер…
– Сестер и меча…
– Меча, что расколот, как и солнце…
Рила чувствует, как обретает форму их песнь, подобно возникающему на горизонте шторму, подобно бурлящей тьме, распростершейся от земли до неба. От этого звука по коже бегут мурашки. Она хочет убежать, но не знает куда. Вместо этого она садится на корточках рядом со Странником, забывая про игру в подражание.
– Пожалуйста, проснись, – умоляет она, – пожалуйста!
Странник не шевелится, а голоса бессмертных все нарастают:
– Ты не ведешь нас больше…
– Больше не будут заглушены наши голоса…
– Голоса восстанут вместе…
– Вместе мы заберем твой голос…
– Твой голос оборвался, ко всеобщему благу.
Рила держится за руку Странника, зарываясь лицом в его грудь, умоляя его проснуться, а тем временем взвывают удушающие ветра, и багровые тучи разражаются грозой над Дивенбургом и небесным дворцом, затмевая небеса.
Глава двадцать четвертая
Пока ветра сотрясают здания и с воем проносятся по улицам, а посреди бурлящих облаков сверкают вспышки молний, люди и инфернали тесно забиваются в свои дома.
В Дивенбурге Нер склоняется над рабочим столом и тихо цокает. Объект ее неодобрения – испещренное шрамами и ожогами тело мужчины.
– Тут работы навалом, если интересно мое мнение. Бо́льшую часть будет лучше просто заменить. А еще лучше – поместить то, что осталось, в новую оболочку.
Самаэль качает головой.
– Ему это не понравится.
– Вообще то, что ему нравится, не имеет абсолютно никакого значения. Ты взгляни на него! Ну куда ему еще возмущаться.
– Согласен.
– Кроме того, он, похоже, из тех людей, которым что ни дай – все сломают. Это пустая трата времени, если интересно мое мнение.
Самаэль кротко кивает. Он знает, что она все равно в итоге сделает так, как он попросит.
– Можно, я хотя бы заменю руку?
– Зачем? Кости почти не затронуты. Если перепрошьешь нервы в пальцах и заменишь жилы, то рука вновь сможет функционировать.
Нер фыркает.
– Частично.
– Да, пусть неидеально, но он предпочтет этот вариант.
– По крайней мере, найти кожу того же оттенка будет несложно.
– Кстати, не думаю, что он хочет другую кожу.
– Не испытывай судьбу. Хоть я и отношусь к тебе лучше, чем к большинству людей, но у всего есть свои пределы.
– Не переживай об оттенке, надень ему на руку синтетический рукав, да и дело с концом.
– Ладно, но выглядеть это будет хреново.
– Мне остаться и помочь?
Она одаривает его тяжелым взглядом.
– Нет, ты уже достаточно помог. – Две дополнительные конечности встают на место, возвращая ей равновесие, пока другие две начинают раскладывать инструменты, одновременно щелкая своими человеческими пальцами, вызывая ассистентов. – Я собираюсь использовать этот случай для практики, можешь пока погулять.
– Спасибо.
Он оставляет ее и перебирается в другую комнату, где Ищейка утешает Рилу, позволяя ей рассеянно гладить его клокастую шерсть. Все вокруг них полнится присутствием Первого, оно давит на Самаэля головной болью, которую сложно игнорировать.
