— Около ста пятидесяти. У Келая более точные данные. Лекари работают на износ, хотя я и заставляю их спать. А ещё мы поделили детей на шесть комнат и даём разное питьё, стараемся понять, может что-то сработает лучше.
— Пробуете разные отвары?
— Да, в первую очередь от поноса, он наш главный враг.
— Есть подвижки?
— Предварительно хорошо показала себя годжика. Завтра будет больше данных. Если так, её нужно будет закупить и поить всех. А вот замена бульона молоком была плохой идеей, его мы сразу убрали.
— Я распоряжусь привезти всю годжику, которую можно найти в городе.
— Спасибо, — осоловелая, я уже еле ворочала языком, — я рада, что ты вернулся.
— Я тоже. Ложись, я в душ и приду.
Упрашивать меня не пришлось, кажется, я вырубилась посередине схватки с коварным полотенцем, выпутаться из которого мне не хватило сил. Сквозь сон я почувствовала, как Ринар меня освободил, а затем укрыл одеялом и прижал к себе. Последней внятной мыслью было осознание, что я лежу с ним в постели абсолютно обнажённая, но она не вызвала никакого отклика. Видимо, у меня устал даже стыд.
Глава 7
Утро было хмурым. Сквозь небольшое окошко с щербатыми облупленными рамами свет проникал в довольно убогую комнату. Небольшая кровать, колченогий стул у потемневшего от времени стола, закопчённая картина со странным бордово-белым букетом, несколько выгоревших листов на стене. Сами стены были добротные и сухие, а на полу пусть и давно неполированный, но вполне красивый светлый мрамор.
Моя верная зелёная сумка стояла на столе. Единственная новая и красивая вещь во всём помещении, если не считать пушистого полотенца, закинутого на спинку хромого стула. Одна из ножек этого убогого предмета мебели даже не пыталась делать вид, что стоит на полу, а с обречённостью висела в воздухе. Перед ножкой стало как-то стыдно, и я даже села на кровати, сосредоточив взгляд только на ней. Не могу сказать, что я была невероятной перфекционисткой, но висящая в воздухе ножка не давала мне покоя и не отпускала моего внимания, пока дверь в комнату не заскрипела, пройдясь прямо по оголённым нервам. Надо же, вчера я этого даже не заметила.
Ринар вошёл с двумя огромными тарелками, одну передал мне, вторую поставил себе на колени, сев рядом со мной. Наверное, мне стоило смутиться. Вместо этого я улыбнулась и поблагодарила кивком головы. Несмотря на мои обнажённые плечи и то и дело сползающее одеяло, император смотрел мне в лицо и был как-то по-военному собран.
— Солнечного утра. Я побывал в прачечной, Тамила в восторге от артефактов. Котёл отрастил себе крышку, а грязную воду теперь сливает самостоятельно. При этом метит в Хаша, чем-то он ему не понравился. Вообще мужчин недолюбливает, предпочитает симпатичных девушек. Хаш сказал, что он в прачечную больше ни ногой.
— И тебе доброго утра. Спасибо за завтрак.
На моей тарелке лежали варёное яйцо нежно-голубого цвета, творог, орехи, немного мёда и большая горсть засахаренных фруктов.
— Ты сладкоежка?
— Мм? Не то, чтобы очень.
— Что ты вообще любишь из еды?
— Креветки, копчёную рыбу и курицу, вяленое мясо, солёный сыр и маринованные огурчики. Да, видимо, я не сладкоежка. А ещё я крабов никогда не пробовала, а хотелось бы. Тут же море, они же тут водятся?
— Морских пауков?
— Да! И лобстеров.
— Ну лобстеров и креветок едят, конечно, вот только к императорскому столу не подают. А морских пауков никто не ест.
— У нас в мире едят. Говорят, что вкусно, хочу попробовать. И мидии свежие.
— Ракушки? Да, их едят с остро-кислым соусом.
— А почему ты спрашиваешь?
— Меня Эмила спросила, что ты любишь на завтрак, а я не смог ответить.
— А ты что любишь на завтрак?
— Если зимой, то суп горячий, а летом — мясной или рыбный салат. С фруктами.
— Звучит вкусно, я бы такое тоже попробовала. А у нас ещё сендвичи едят по утрам.
— Это как?
Я соорудила из остатков продуктов небольшой сендвич, использовав размятый творог вместо масла.
— И что обычно в него кладут?
— Да всё подряд. Я с помидоркой люблю.
— Видимо, помидорки у нас не растут, потому что я не знаю, что это такое.
— Да ладно! Как же можно без помидор? Их же и в салат, и в соус, и в пиццу… Вам надо срочно привезти семена из нашего мира и посадить тут!
— Это не всегда удачная идея. Как-то привезли сладкие фрукты из другого мира, там с магией попроще, зачаровали их для перехода через портал, а потом они тут выросли. Действительно сладкие, но хищные, мы их едва истребили, небольшой сад чуть целую популяцию птиц не уничтожил. А если магией не зачаровать, то ничего такого через межмирный портал не протащить.
— Ты успел поговорить с Келаем? Много детей привезли?
— Много. Но годжика действительно помогает, я уже отправил гонцов. К счастью, сейчас уже можно сказать, что эпидемию удалось сдержать. Менталисты хорошо поработали и отправили зов вернуться всем, кто мог быть заражён даже теоретически. Другие города готовы предоставить магов и лекарей, в основном студентов, конечно, но им это зачтётся как практика, а нам нужны рабочие руки. Я принял предложение Магистрата, мы ждём сто студентов, несколько преподавателей и лекарей уже сегодня. Станет проще.
Я уткнулась лбом в его плечо и вздохнула.
— Надеюсь, что этого хватит. Сколько вообще детей в столице?
— Откуда мне знать?
— Ну как же? А перепись населения?
— Для чего она нужна?
— Вот для таких случаев, чтобы хотя бы примерно представлять, сколько у тебя людей, сколько детей, кто живёт в достатке, а кто голодает.
Молодой император задумчиво глядел на меня.
— Такого не делали, но я понимаю, о чём ты. Данные о взрослых есть в налоговых, но по каждому городу они свои, да и касаются только платёжеспособного населения. Когда закончим с эпидемией, то сделаем перепись. Будем знать, сколько у нас подданных.
Впервые за всё время я действительно смутилась. Подданные? У меня? Да я же вчерашняя студентка. Что я могу сделать? С другой стороны, у меня уникальный опыт. Вот тут не было клиник для бедных, только семейные или городские лекари, а теперь будут клиники. Я решила осторожно продвинуть новую идею.
— Синнай говорил, что, сидя во дворце, он тратит время даром, теряя квалификацию. Он говорил, что для настоящего лекаря нужна постоянная интенсивная практика. Кроме того, меня никак не покидает мысль — а что происходило с теми, кто заболевал, раньше? Ну то есть вот человек очень беден, у него нет денег на лекаря, и он ломает руку. А дальше что? Нагноение, гангрена, неправильно срощенная кость? Потеря функциональности и ещё большая нищета? Ринар, как же так?
