Я захрипела, и он понял почему, сначала аккуратно провёл пальцами вдоль одной раны, потом вдоль другой. Если бы он не держал меня в захвате, я бы уже тёрлась спиной об стену. Не знаю, сколько он так гладил меня по спине, но постепенно острота ощущений притупилась, и стало даже приятно. Очень приятно от прикосновений шершавой ладони.
— Кожа тут ещё очень нежная, сейчас нанесу другую мазь, и на сегодня трогать больше не будем, перевязывать тоже. А теперь наказание за непослушание.
— Ирт, подожди! Не надо, пожалуйста. Я буду слушаться, честно!
— Будешь, конечно, — спокойно ответил он, и мне прилетел первый шлепок. Было не столько больно, сколько обидно. Он шлёпал снизу, там, куда не достали когти иррета.
— Ирт, пожалуйста, перестань! — взмолилась я.
Он шлёпнул меня ещё дважды, а затем начал гладить. Это было ещё хуже: кожа на спине была невероятно чувствительной, да и шлепки были в большей мере показательные. Он просто демонстрировал свою силу.
Эмоции переполняли: хотелось наорать на него, ударить, а ещё мне безумно нравилось, как он меня гладил, и тело наливалось желанием в его руках. Я попыталась вырваться, но было бесполезно. От бессилия я чуть не выла, а от удовольствия — едва не стонала. Его поглаживания становились всё откровеннее, настойчивее, его правая рука уже переместилась туда, где никаких ран не было, и ласкала чувственные складочки между ног.
Вожделение взметнулось жаром внутри, заставляя прогнуться и застонать. Ирт не оставил мои движения без внимания, коснувшись большим пальцем точки удовольствия так, что у меня слетели последние тормоза.
Его пальцы скользили, лаская, каждый раз чуть увеличивая нажим, а я покорно выгибалась в такт его движениям. Не выдержав этой нежной пытки, я в экстазе забилась у него в руках. Удовольствие было оглушительным, острым, я даже не подозревала, что моё тело способно на такие ощущения.
Не дав отдышаться, он поднял меня и жадно впился в губы, прижимая к себе и нежно усаживая сверху. Он был полностью одет, а на мне был только верх от прозрачного белья, и почему-то этот контраст дико возбуждал.
Я сама целовала его ненасытно, горячо, прижимаясь к нему всем телом. Обычно в такие моменты я позволяла касаться и ласкать себя, но сейчас всё было иначе. Сейчас я хотела доставлять удовольствие даже сильнее, чем его получать.
В какое-то мгновение я смогла остановиться и разорвать поцелуй. Наши лица были на одном уровне очень близко друг к другу, и я впервые смогла по-настоящему рассмотреть его. Светло-карие, медовые глаза, ровные широкие тёмно-рыжие брови, такого же цвета щетина на щеках. И шрамы. Они не отталкивали, скорее завораживали. Я провела пальцем по одному, затем по другому, после коснулась узких губ, которые умели так властно и сладко целовать.
Я встала перед ним, не стесняясь своей наготы.
— Никогда не смей меня бить и принуждать, — холодно и очень жёстко сказала я, отвесив ему смачную пощёчину.
Его реакция была предсказуемой. Скрипнув зубами, он зло посмотрел на меня, затем схватил верхнюю одежду и вышел, хлопнув дверью так, что дрогнула вся избушка.
Одевшись и уняв дрожь в руках, я занялась готовкой. Среди продуктов, разложенных на столе, были холщовые мешочки с крупой, сушёными грибами и вяленым мясом.
В сторожке тоже были небольшие запасы. Видимо, такие убежища, где люди оставляли немного еды, дрова и постель, служили для выживания в холодное зимнее время.
Готовить в печи я не умела, поэтому постоянно мешала еду в котелке, боясь, что она подгорит. Для начала я разварила мясо и грибы, затем добавила воды и найденную в сторожке сушёную зелень. Надеюсь, что это не средство для поноса или мочегонное. По запаху больше всего похоже на кинзу.
Соль я не нашла, но вяленое мясо было достаточно солёным, чтобы дать вкус каше. Получилось на удивление хорошо. Я поставила котелок на самый краешек у печи так, чтобы он сохранял тепло, но не подгорел.
Ирта не было очень долго, я даже побоялась, что он ушёл порталом домой, но туша иррета ещё украшала собой сарай, и я пришла к выводу, что её точно тут не забудут.
Делать было совершенно нечего, магии едва хватило на то, чтобы починить вещи. Отстирывать кровь пришлось руками, что заняло меня надолго.
Он вернулся к утру, молчаливый и угрюмый.
— Есть хочешь? — первым делом спросила я. Каша за несколько часов стала ещё вкуснее.
Он промолчал, поэтому я просто поставила перед ним котелок. Оказалось, что он принёс две тушки зайцев. Видимо, предполагалось, что из них нужно что-то приготовить. Со стыдом уставившись в мёртвые глаза, я с содроганием представила процесс свежевания.
Но отступать было некуда. В сторожке было несколько видов круп в полупустых стеклянных банках с плотными крышками, а вот мяса не было никакого. Котелок тоже был один. Можно сделать другую кашу, в одной из банок я нашла сушёные ягоды. Нельзя ли попробовать их добавить? Надо только Ирта спросить, употребляют ли их в еду.
А можно суп сварить. С грибами. Неловко вспарывая плотную шкурку зверька, я смогла его освежевать. Времени потратила час, не меньше, извозилась порядочно, а без шкуры он был совсем маленький, даже жалко его. Со вторым дело пошло как-то легче. Оставив мясо на разделочном столе, я вымыла пустой котелок и набрала туда снега.
Как Ирт столько съел? Там каши оставалось килограмма полтора, не меньше. А котелок был вычищен подчистую. На меня он не обращал вообще никакого внимания, даже не смотрел в мою сторону. Обиделся. С одной стороны, я его понимала: и спасал, и тащил, и раны обрабатывал, и отшлёпал чисто номинально, и удовольствие доставил. С другой — такие поступки спускать нельзя. Он мне никто, чтобы шлёпать и трогать меня без разрешения. Даже если мне это в итоге нравится. Пусть привыкает, что со мной можно только по обоюдному согласию.
На его молчание не обращала никакого внимания, занялась супом. Из-за того, что неизвестная мне крупа разварилась слишком сильно, он получился густоватым, но здесь такое любят. Соль дал Ирт, он молча выложил на стол разные припасы, в том числе шмат сала в промасленной бумаге, варёные яйца, сухари, печенье, сухофрукты и много чего ещё. В общем, от голода точно не умрём.
Так как делать в сторожке было совершенно нечего, а Ирт меня старательно игнорировал, пришлось подмести, помыть маленькое окошко, протереть пыль. Когда суп был готов, оказалось, что мой защитник уже спит. Я поела немного горячего, помыла посуду, оставила суп на печи и доложила дрова в очаг. Уснула уже ближе к утру.
Проснувшись, Ирта не обнаружила.
Как-то он слишком уж демонстративно обижается.
Зря он думает, что меня такой ерундой проймёшь. Я выросла с мамой, затяжные конфликты — моя естественная среда обитания. Не хочет разговаривать — не надо.
От скуки я перебрала крупу, расставила и отмыла все банки и посуду, с сомнением посматривая на закопчённую печку.
