– Хорошо, успокойся, – попыталась ободрить ее Сильвия. – Поверни направо по Карлтон-роуд. Через два дома увидишь почтовый ящик. Сверни налево. Проедешь два перекрестка – и справа увидишь мост.
– А если будет гореть красный свет? Тебе ведь сделают отметку в правах. – Сильвия молчала. – Я стараюсь шутить, – объяснила Марла.
– А я стараюсь смеяться, – Сильвия нервно барабанила своими накладными ногтями по аппарату. – Но у меня пока не получается.
– Я проехала уже четыре светофора, но моста не вижу, – сообщила Марла.
– Я сказала два светофора. Два! – простонала Сильвия.
– Хорошо, еду на разворот, – послушно отозвалась Марла.
В этот момент Брайтман просунул в дверь голову и оглядел приемную. Заметив Сильвию, он махнул ей рукой, потом показал на часы. Сильвия улыбнулась и закивала. Брайтман снова исчез за дверью.
– Поторопись, Марла, у мистера Брайтмана кончается терпение! – умоляла она. – Кстати, а что значит «полная программа»?
– Я выбралась, выбралась! – радостно завопила Марла. – Вижу мост, приеду через пять минут. Не хотела бы я выбираться отсюда при какой-нибудь чрезвычайной ситуации.
– Сейчас как раз и есть эта самая ситуация, – сквозь зубы процедила Сильвия и повесила трубку.
Брайтман был в ярости. Когда Сильвия вернулась в комнату, он сразу же набросился на нее:
– Я же сказал, что у меня мало времени! Что это на тебя сегодня нашло?
– Извините, пожалуйста, – Сильвия заставила себя улыбнуться, – но я должна была позвонить сестре. Я почувствовала отрицательные флюиды и забеспокоилась о ней. – Она присела в кресло у его ног. – О, ваши пальцы сегодня восхитительны, как никогда!
Брайтман откинулся на кушетку и закрыл глаза.
– Это я и хотел услышать. Сменим лак, я хочу что-нибудь… веселенькое. И подъем меня страшно беспокоит. Займись им скорее. Но сначала нанеси новый лак. Ты знаешь, я люблю сочные тона.
Сильвия собрала все свое мужество, чтобы заставить себя прикоснуться к ногам Брайтмана. Она взяла пузырек с маслом, накапала немного на ногу Брайтмана и помассировала ступню, как ее учила Марла.
– А ты не забыла кое-что снять? – многозначительно заметил он.
– Снять? – переспросила Сильвия, в ужасе уставившись на него. «Вот оно, начинается! Так я и знала…» – мелькнуло в ее голове.
– Ну да, старый лак. И не забудь, я хочу полную программу. Задумали поиграть в скромность, мисс Моленски? Учти: терпение мое кончается. У меня остается двадцать минут.
В полной растерянности Сильвия встала. «Это предел, – решила она. – Не знаю я никакой «полной программы» и не желаю знать!»
– Извините, я забыла в приемной педикюрный набор, – пробормотала она и бросилась за портьеру.
Внезапно ее схватила за локоть чья-то рука, и Сильвия от неожиданности чуть не закричала.
– Тихо! – прошептала Марла. – Я уже давно здесь стою, все жду, когда ты выйдешь.
– Слава Богу! – Сильвия почувствовала невероятное облегчение. – Я уже не надеялась, что ты когда-нибудь приедешь. Твоя сумка там, в комнате. Иди скорее, он требует «полную программу»!
– Это мы сейчас устроим.
Марла нырнула за портьеру, Сильвия услышала мурлыкающий голос, потом раздались невнятные восклицания Брайтмана. Решив, что она здесь лишняя, Сильвия, радуясь избавлению, выскользнула из комнаты.
21
Сильвия въехала во двор, остановила машину и внимательно оглядела переулок. Ей совсем не хотелось, чтобы ее увидел кто-нибудь из соседей, мать или Розали – особенно это относилось к Розали. Боб часто досадовал на то, что гараж находится на удалении от дома, и Сильвия в первый раз тоже пожалела об этом, когда ей пришлось идти через двор.
Через створчатые двери она вошла в «музыкальную» комнату и в первую минуту окаменела, а потом судорожно глотнула воздух. Вокруг царил настоящий хаос! Ее драгоценные ноты бесформенными грудами лежали на диване, подоконнике, даже на полу – в опасной близости от камина. Некоторые аранжировки были поистине уникальны, их составили профессора музыкального колледжа, которых давно уже не было на свете. «Неужели эта девица вообще ничего не соображает?» – ужаснулась Сильвия.
Плачевное состояние комнаты усугубляли две или три недопитые кружки на столике и пустая бутылка от воды. Но самое кошмарное – на рояле стояла ваза с поникшими хризантемами и лилиями. Сильвия ринулась к роялю и с замиранием сердца подняла вазу: к великой ее радости, круга от воды на полированной поверхности под ней не осталось. Сильвия с нежностью провела рукой по гладкой крышке инструмента. Она скучала без рояля почти так же сильно, как без Боба. Ее неудержимо тянуло сесть и поиграть – совсем немного, всего каких-нибудь несколько минут, но такую роскошь она себе позволить не могла.
Сильвия попыталась вспомнить, что она играла в последний раз. Наверное, только сразу после рождения близнецов она так давно не подходила к роялю. Глубоко вздохнув, она покинула оскверненную «музыкальную», аккуратно сложив ноты и забрав с собой вазу и чашки. Нужно будет обязательно втолковать Марле, что ставить что бы то ни было на полированную поверхность инструмента – недопустимо.
Сильвия шла через полутемный холл и казалась себе привидением, которое одиноко бродит по собственному дому. Проходя мимо книжной полки, она заметила фотографию, серебряную рамку которой подарила мать Боба незадолго до своей смерти. Сильвия остановилась. На снимке Боб с близнецами на пляже в Южной Каролине. Глядя на это фото, никто не мог бы догадаться, что всего за несколько минут до того, как оно было сделано, Кении едва не унесло волной прибоя. Все произошло у нее на глазах: Сильвия заметила, как Кении подхватила волна, и закричала. Боб ринулся на помощь и успел выхватить Кении из откатывавшейся волны.
Сильвия видела на снимке улыбающиеся лица детей. Пережитое волнение внешне не отразилось ни на ком из троих. Но Сильвия отлично помнила, как побледнел Боб, когда они потом рассматривали проявленные фотографии. Они долго молчали тогда, глядя на этот снимок, а потом Боб сказал то, о чем думала она: предыдущий кадр мог стать последним, где близнецы были сняты вместе.
Сильвия прижала руки к груди. Она не хотела терять Боба! И дело было даже не в любви, не в страсти или гордости. Он был частью ее жизни. Их объединяли общие воспоминания, которые ни с кем другим пережить она бы уже не смогла. Сильвия чувствовала, что никогда не выйдет замуж, если их брак распадется, – и не потому, что не сможет забыть Боба. Просто тогда она будет уверена, что никакие отношения не могут быть прочными. И ей не захочется переживать все заново и испытывать новые разочарования. Останется только обратиться к Богу, чья любовь никогда не покинет ее, или завести себе ретриверов с золотистой шерстью…
Сильвия толкнула бедром дверь в кухню и остолбенела. Все столы были завалены продуктами. Очевидно, Марла начала делать закупки ко Дню Благодарения, но казалось, что она собралась открыть небольшую овощную лавочку. На столе красовались огромные тыквы, подоконники были завалены помидорами, на крючке висела сетка с чесноком, которого с избытком могло хватить года на два. Полки ломились от банок с консервами, а у двери в подвал скромно приткнулись три мешка с картошкой. Господи, она что, собралась накормить целый полк? Чтобы привести здесь все в подобающий вид, не хватило бы и дня.
