– Слышала, речь о каком-то гвардейце. Сбежавшем Соколе? – Уда следила за тем, как Кирши подносит отвар к губам, как делает глоток и прикрывает глаза, выдыхая жар.
– И кто же это рассказывает?
– Ты, может быть, думаешь иначе, но шума в Лагвицах ты наделал, – хмыкнула Уда: неразговорчивость Кирши ей явно была не по душе. – Ворон, который перепугал всех ювелиров города.
Кирши снова смочил губы. Жаль, что тошнота его так и не оставит. А он уж было надеялся на чудо. Он прислонился к стене и закрыл глаза, слушая, как рядом ёрзает и громко дышит Уда. Потом она замерла, и на несколько минут стало тихо. А Кирши так и сидел с закрытыми глазами и терпеливо ждал, когда же она решится.
Уда пошевелилась тихо и медленно, зашуршала кожа её сапог. А потом она резко дёрнулась.
Кирши перехватил руку с кинжалом в пяди от своего лица и с силой выкрутил Уде запястье. Она завыла от боли. Кинжал звякнул, ударившись об пол.
– Пусти!
– Я думал, у вас принято заботиться о гостях Бьёрна, а не пытаться их убить. Что скажет на это твой капитан?
– Я не позволю тебе убить Финиста! – прорычала Уда, в ладони её сверкнуло пламя, но Кирши, ловко извернувшись, повалил её на кровать, заломил за спину руки и придавил подушкой, не давая делать пассы. Запахло палёным пером.
– Одна из его должниц? – Кирши вдавил Уду в кровать сильнее.
– Я его люблю! – крикнула Уда, извиваясь под Кирши, впрочем, без особого результата. – И не позволю отцу разлучить нас! Финист обещал вернуться за мной! И он вернётся! И ты его не остановишь!
Кирши от удивления даже ослабил хватку, о чём тут же пожалел, Уда пустила в него сноп искр.
– Прекрати, иначе спалишь корабль! – гаркнул Кирши, снова выкручивая ей руки. – Хочешь сказать, что твой отец – Ювелир? Контрабандист?
– Мой отец – гнусный предатель! – По щекам Уды бежали слёзы. – Я люблю Финиста! И я уже взрослая, чтобы решать самой, с кем мне быть…
– Твой Финист – убийца и вор. А тебе пятнадцать лет!
– И что? Я сбежала из дома, Бьёрн взял меня работать на корабль! Я могу о себе позаботиться!
– Сказала девица, обездвиженная мужиком в собственной каюте, – проворчал Кирши. – Можешь брыкаться сколько хочешь и пытаться опоить меня сколько угодно раз, но остановить меня не получится. Твой Финист получит по заслугам. Сможешь навещать его в темнице. Если, конечно, его не обезглавят.
– Я убью тебя!
Кирши наклонился к самому уху Уды и сказал медленно, чётко и грозно:
– Попробуешь снова – и мне будет очень стыдно перед твоим отцом. В следующий раз я буду сражаться с тобой серьёзно, как со взрослой.
Уда вздрогнула, зажмурилась и быстро задышала. Она поняла: Кирши не шутит, и в следующий раз она может не выйти из схватки живой.
– Ты поняла? – тихо спросил Кирши.
– Поняла, – пискнула Уда.
– Тогда, полагаю, раз ты сбежала из дома, то знаешь, где именно я могу найти Финиста? Город я знаю, подскажешь, где там его искать? Скажи мне, Уда.
Девушка вымученно выдохнула и уткнулась лицом в тюфяк:
– Таверна «Красный конь». Но он уже знает, что ты идёшь за ним. Я в тот же вечер, как ты появился, отправила ему весточку! Понял, ублюдок? Он убьёт тебя!
Кирши хмыкнул. Смерти он не боялся.
26
Камень багрец, что растёт во тьме
В теплицах Журавлей круглый год царствовала весенняя зелень и пестрели разноцветные цветочные бутоны. Казалось, здесь можно отыскать любой ингредиент для любого зелья или отвара. Большинство трав были лечебными: полынь, крапива, мать-и-мачеха – помогали целительным чарам справляться лучше или и вовсе обходиться без магии. Другие: дурман-трава, гвоздика, мак – снимали боль. Они предназначались для тех случаев, где чары были бессильны. Третьи: сон-трава, пустырник, страстоцвет – успокаивали и помогали заснуть. В Гвардии многим по ночам снились кошмары.
Атли знал названия лишь малой части трав, от буйства ароматов немного кружилась голова, но он едва ли обращал на это внимание. Атли лежал на софе, подбрасывал в воздух медальон Чернобога и размышлял.
Неподалёку Лель с ножом наперевес выписывал круги вокруг стола, на котором лежала, вывалив сизый язык, отрубленная голова Жнеца. Кровь его всё никак не хотела густеть, она медленно капала на стол тёмной вязкой жижей, пузырилась и шипела.
– Странно, очень странно, – бормотал Лель, разглядывая чёрные с золотом чешуйки.
Мила гонялась за рассыпанными по полу солнечными зайчиками, поскуливала, стучала по камню когтями и мешала думать.
Атли снова подбросил медальон. Он закрутился в воздухе, блеснул на солнце и упал в ладонь, разогретый теплом рук. Руна, напоминающая отпечаток птичьей лапы, молчала, не собираясь раскрывать тайн своего хозяина. Чернобог – медальон в очередной раз взлетел вверх – обычный бес, решивший стать равным богам, но отринутый и изгнанный ими. Самопровозглашённый бог хаоса. Кровавый бог. Для Атли оставалось загадкой, как ему удалось обрести сторонников среди людей, ведьм и чародеев, что веками питали его своей верой и своими жертвами. Впрочем, большинство из них так же страстно стремились к власти, как и сам Чернобог.
– Он предложил людям свободу, – послышался голос Леля. Атли вздрогнул и уставился на него. Лель виновато улыбнулся и вернулся к голове Аспида. – Прости, ты бормотал вслух.
– Свободу? Человеческие жертвоприношения, войны и истребление неугодных – это, по-твоему, свобода?
– Свобода брать то, что хочешь, свобода от мук совести, свобода не подчиняться воле богов. Он предложил людям свободу делать всё, что они пожелают, и им уже самим решать, как этой свободой воспользоваться.
Атли усмехнулся, но посмотрел на Леля настороженно:
– Осторожно, в Вольском Царстве за такие слова рубят головы.
– Я лишь говорю, что в самом Чернобоге нет ни зла, ни добра, как и в его свободе. – Лель отложил нож и повернулся к Атли. – Наши боги карают тех, кто поступает не так, как им угодно, тех, кто нарушает правила. Чернобог лишь сказал, что наказания не будет.
– И чернокнижники тут же взяли в руки мечи, – хмыкнул Атли. – В свободе нет ничего хорошего. Она развращает и разрушает. Знаешь, кто ещё живёт свободно? Нечисть, с которой мы с тобой боремся. Делает что хочет и берёт что хочет и когда хочет. Нечисть слушает лишь собственный голод.
Лель присел на краешек стола и скрестил на груди руки. Солнце заиграло на его волосах.
– Они простые животные. Из разумной же нечисти многие выбирают жить мирно. Упыри и мавки – наши соседи, которые не хотят никому причинять вреда.
– Именно потому, – Атли сел, – что они боятся наказания. Именно потому, что правила сдерживают их.
– Думаешь, не будь наготове гвардейских мечей, они бы принялись убивать?
