Ма отвернулась и пошла к очагу. Передвигалась она всё так же рывками, опираясь рукой на стену – горб явно мешал ей ходить.
В хижине – это была одна-единственная комната – было душно, и терпко пахло травами. Над очагом сушились грибы и куриные лапы, на огне кипело непонятное варево, рядом с камнями очага рассыпались деревянные плошки, наполненные разноцветными порошками. Вместо кровати на полу валялось несколько шкур. На стене висели бубен, несколько ножей, стрелы, ленты, перья и шкура волка. Не было ни стульев, ни столов – для них просто бы не хватило места. Гулле же приходилось пригибаться, чтобы не упираться головой в потолок.
Ма плюхнулась у очага, скрестила ноги и упёрлась руками в колени, при этом подбородок и нос её утонули в меховом воротнике, сделав её похожей на нахохлившуюся ворону. Гулла с Василисой последовали её примеру и сели напротив.
Гулла начала говорить первой. Её зычный голос заполнил хижину, а Ма внимательно слушала, не спуская глаз с Василисы. Чародейка же то и дело слышала, как в речи Гуллы проскакивало её имя и имя Финиста. И чем дальше, тем мрачнее становилось лицо Ма. И она всё смотрела и смотрела на Василису не мигая, отчего той делалось неуютно, и она никак не могла прекратить ёрзать на месте и то и дело тёрла шею, чтобы прогнать назойливые мурашки.
Ма снова цокнула языком и вскинула кулак, призывая Гуллу замолчать. Замотала головой, чиркнула пальцами по запястью от себя к Василисе, коснулась шеи и погладила грудь.
Гулла зарокотала, и Василиса не сразу поняла, что это был вздох досады.
– Она не может тебе помочь, – расшифровала Гулла жесты Ма.
Василиса поджала губы и попыталась выдавить дружелюбную улыбку, стараясь скрыть жгучее разочарование, что углями рассыпалось в груди. Улыбки не вышло, рот свело и перекосило, в носу защипало, а к глазам подступили слёзы, и Василиса быстро заморгала, смахивая их с ресниц.
Ма ткнула в её сторону пальцем, коснулась своего подбородка, потом – запястья и погладила раскрытую ладонь.
– Но ты можешь попытаться сама, – озвучила её слова Гулла.
– Как? – Василиса утёрла лицо рукавом, чувствуя, как разгораются щёки. Сердце застучало в рёбра, устремившись навстречу новой надежде.
Ма снова замахала руками.
– Она не знает, поможет ли тебе это с клятвой, но может сделать предсказание.
– Как мне поможет предсказание? – Василиса всплеснула руками, не сдержав недовольства в голосе.
Ма щёлкнула языком и хрипло каркнула. Гулла перевела на неё вопросительный взгляд. Шаманка ответила, и, судя по её рубленым, резким жестам и грозному выражению лица, она кричала. Василисе даже не понадобился перевод.
– Я не хотела вас обидеть, Ма. Я правда не понимаю, как…
Ма хлопнула в ладоши, махнула на Василису рукой и встала. Ещё несколько рубленых жестов.
– Это всё, что она может тебе дать. Бери или уходи. – Гулла ухмыльнулась и добавила уже от себя: – Ты ей не понравилась.
– Это я заметила, – пробормотала Василиса. – Ладно, скажи ей, что я согласна. Может, будет от этого хоть какая-то польза.
Василиса не любила предсказания. Эта нелюбовь передалась ей по наследству от Беремира. Он считал предсказания пустой тратой времени – туманные знамения, которые можно толковать сотнями противоречивых способов, не несли ничего, кроме лишней головной боли. А уж если учесть, что предсказания с завидной регулярностью выдавала каждая первая ведьма-самоучка, отличить настоящее будущее от игр воображения становилось непосильной задачкой. Чародеи в отличие от ведьм и волхвов в будущее не заглядывали, но не из принципа, а в основном потому, что не умели. Дар предвидения считался редким и опасным – каждого своего обладателя он рано или поздно сводил с ума. Хватило бы пальцев одной руки, чтобы пересчитать, сколько всего таких обладателей было известно истории. И Василиса, признаться честно, сильно сомневалась, что Ма – одна из них. Впрочем, спасибо Гулле за попытку – для Василисы это многое значило.
Ма подхватила с пола плошку с красным порошком и посыпала его в варево на огне. Варево недовольно забурлило, окрасившись в чёрный. Ма зачерпнула его плошкой и, не остужая, опрокинула в рот. Обошла очаг, уселась рядом с Василисой и протянула к ней руки. Василиса, помешкав, накрыла её сухие горячие ладони своими, и длинные узловатые пальцы Ма сомкнулись, словно капканы, поймавшие добычу.
Ма закачалась и выдала низкую грудную ноту. Протяжное «А-а», которое задрожало у Василисы в груди, превратившись в гул, заполнивший всё её тело, как удары языка заполняют звуком чугунный колокол. Кожа покрылась мурашками, магия в крови заметалась и заискрилась, настраиваясь на заданный тон. Василиса испуганно взглянула на Ма. Та закатила глаза и запрокинула голову, продолжая раскачиваться. Василиса увидела, что во рту у неё лишь обрубок языка. Бусины в волосах звенели, сталкиваясь друг с другом, плечи дрожали, а чистый музыкальный звук превратился в булькающий хрип.
Василисе происходящее нравилось всё меньше, она хотела убрать руки, но Ма вцепилась до боли крепко.
– Я… – начала было Василиса.
Но тут Ма на неё посмотрела. Белыми, как у мертвеца, глазами. Бледное, пронизанное паутиной чёрных вен лицо застыло восковой маской. Василиса вскрикнула, Ма дёрнула её на себя.
Василису ослепил белый свет, а потом она упала на мягкую траву. Воздух был тяжёл от крови, в ушах шумело. Василиса подняла голову и встретилась взглядом с потухшими глазами Атли. Закричала и вскочила на ноги.
Тяжело дыша, она оглядывалась по сторонам, чувствуя, как её медленно поглощает ужас. Василиса стояла посреди усеянного трупами поля брани. Поле молчало – никого не осталось в живых.
Звук колокольчиков заставил Василису обернуться.
– Нет, – выдохнула она.
На фоне красного закатного неба на коленях стоял Кирши, голова его безвольно склонилась на грудь, а единственной опорой служило длинное копьё. Острый наконечник торчал из спины, а древко упиралось в землю, не давая Кирши упасть. В руке он всё ещё сжимал меч.
– Нет! – крикнула Василиса и бросилась к Кирши.
Ноги увязли в грязи, а вокруг выросла стена из сосен-великанов.
«Старый мир рухнет, и солнце не взойдёт», – среди ветвей показалась голова Лихо и исчезла.
Зазвенели колокольчики, и Василиса обернулась на звук.
«Владыка в медвежьей шкуре прольёт кровь и потеряет венец. – Оленья голова лешего разгоняла темноту зелёными угольками глаз. – А воину, отмеченному золотом богов, суждено разрушить древнее заклятие».
«Не ходи за лешим в Тёмный Лес, – из-за деревьев вышла Сияна. – Если не готова умереть».
Упырица вспыхнула синим пламенем, и Василиса отпрянула, заслоняясь от его жара руками. Но спрятаться было негде – пламя пылало повсюду, а сама Василиса стояла на руинах гарнизона, у ног её лежала отрубленная голова Аспида.
