«Воскресение колоссальных»: в «Психодиагностике» (163) он называл ответ «очень сложной контаминацией» и оценивал его более полно: общее заявление — «ДЦ ЦФ — Абстрактный Оригинальный —» (ДЦ = Целое, выведенное из Детального); «воскресение», указывавшее на красных животных, которые ему подвергались, — это «ДД + Ж» (Ж = животное); называние цвета — «НЦ»; «головная вена» — «Дд ЦФ — Анатомический Оригинальный —», и «Другие определяющие факторы интерпретации нельзя установить».
«Быть может, скоро мы достигнем точки»: к Бурри, 28 мая 1920 года. Целостные ответы могут быть как хорошим знаком: черновик, пример 15; PD, пример 16.
«Это касается очень простого эксперимента»: письмо в издательство Julius-Springer Verlag, 16 февраля 1920 года.
Глава 11. Это всюду вызывает интерес и недоверие
Грети Бройхли: Дневник, с 26 октября по 4 ноября 1919 года; переписка с Грети и Гансом Бурри, цитируется ниже; WSI Ганс Бурри и Грети Бройхли-Бурри.
«Он понял это!»: Дневник, 6 октября 1919 года.
«по-настоящему понял эксперимент.»: Бройхли был «первым человеком после Обергольцера», который понял. См. примечание об Эмиле Обергольцере ниже.
«Спасибо за ваш отчет!»: письмо от Грети Бройхли, 2 ноября 1919 года.
Роршах написал теплый ответ: к Грети Бройхли, датировано 5 ноября 1919, написано 4 ноября.
«мой компульсивный невротический священник»: к Обергольцеру, 6 мая 1920 года.
Анализ никогда не должен быть: к Бурри, 15 января 1920 года.
Протокол пастора включал семьдесят один ответ: PD, 146-55, и дневник, 77–83; см. Дневник, 7 февраля 1920, письмо к Бурри от 20 мая 1920 года и письмо от Бурри от 21 мая 1920 года.
«Спасибо Вам за всё»: от Грети, 22 мая 1920 года.
Через четыре месяца: к Бурри, 27 сентября 1920 года. Через пятьдесят лет, когда ему было сто, Бурри назвал смерть Роршаха катастрофой, а на глаза Грети навернулись слезы (WS/).
в одном журнале: «Швейцарские архивы неврологии и психиатрии» Константина фон Монакова, где Роршах часто публиковался (L, 148, примечание 2). См. письмо к Монакову, 28 августа и 23 сентября 1918; к Моргенталеру, 7 января 1920. Монаков, всемирно известный русский невролог (1853–1930), главный специалист по неврологии в медицинской школе Цюрихского университета, появлялся в жизни Роршаха несколько раз. Он, возможно, был первым, кто привил Роршаху интерес к России. Он лечил отца Роршаха, Ульриха. Роршах брал у него уроки начиная с 1905 года и работал под его руководством над исследованием шишковидной железы. К 1913 году они были близкими коллегами, — когда Роршах уехал в Россию, Монаков написал заметку для местной газеты, в которой назвал «в высшей степени огорчительным, что организация (в Мюнсингене) не смогла уговорить его остаться». «Не задерживайся в Москве слишком долго, — писал он непосредственно Роршаху. — В Швейцарии ты можешь добиться большего, неважно, как психиатр или как невролог». Роршах пошутил однажды, что было бы лучше отвадить Монакова от посещения его лекций о сектах, «потому что иначе с ним может случиться помрачение рассудка, которое будет висеть на моей совести. Кто-то должен сказать ему, что тема является насквозь психоаналитической, то есть для него это, так сказать, угроза жизни». В 1922-м он раздумывал о том, чтобы вернуться к совместной работе с Монаковым, «так, как я планировал делать это в Мюнсингене». В интеллектуальном плане он считал, что «блейлеровская концепция восприятия является устаревшей», и заявлял, что «не только моя личная склонность, но также и факты подталкивают меня в направлении биологической теории Монакова» (Anna R, 73; WSM; L, 127, примечание 1, 128, примечание 4; к Мечиславу Минковски, 5 августа 1918; к Монакову, 8 августа и 9 декабря 1918; к Обергольцеру, 29 июня 1919; Максу Мюллеру, 6 января 1922).
версию, в которой читатели сами должны раскрасить картинки: к Монакову, 23 сентября 1918 (более буквально: «Такие архаичные мысли у некоторых есть и сегодня»).
«счастлив, что тест не был опубликован…»: к Моргенталеру, 7 января 1920.
«Субъективно я ощущаю.»: лекция Педагогическо-психологическому обществу Санкт-Галлена, февраль 1919, HRA 3:2:1:1.
именно ему приписывают изобретение термина: Ellenberger, 225.
Эмиля Обергольцера: 1883–1958. Его женой была русская еврейка, психиатр Мира Гинзбург (1884–1949), сама по себе являвшаяся важной фигурой в мире психоанализа, — она анализировала Обергольцера, прежде чем отправить его к Фрейду в 1913 году. В 1919-м они вместе открыли практику (L, 138-39, примечание 1; Muller, Abschied vom Irrenhaus, 160).
«контрольные эксперименты проводились следующим образом»: в издательство Julius-Springer Verlag, 16 февраля 1920.
всегда неоднозначно относился: PD, 121.
«это похоже на трюк»: к Обергольцеру, 15 июня 1921.
«Где в Геризау.»: к Рёмеру, 15 марта 1922.
когда у него появлялась возможность объяснить: Дневник, 4 ноября 1919.
протянул листы со своими чернильными пятнами: Morgenthaler, 100.
Блейлер уже был заинтригован: «После 1918 года существовал только один аналитик, к которому Блейлер испытывал живой интерес, — Герман Роршах. Он хвалил тест Роршаха как публично, так и в личных беседах» (Michael Shroter, предисловие к Freud and Bleuler, Ich bin zuversichtlich, 54).
«Хенс тоже должен был начать исследовать.»: Дневник, 63, 2 ноября 1919.
результаты тестов всех его детей: к Обергольцеру, 3 июня 1921.
будущий психиатр Манфред Блейлер: «Der Rorschachsche Formde-utversuch bei Geschwistern», Zeitschrift fur die gesamte Neurologie und Psychiatrie 118.1 (1929): 366-98; см. также Muller, Abschied vom Irrenhaus, 164.
«Ты легко можешь представить.»: к Рёмеру, 18 июня 1921.
«На удивление положительно.»: процитировано в письме Роршаха к Обергольцеру, 28 июня 1921.
подтвердил его результаты: CE, 254.
«кое-какой план.»: к Паулю, 20 августа 1919.
Все такое темное, как видишь: к Рёмеру, 21 сентября 1919. «Хорошо проведенный анализ.»: к Рёмеру, 27 января 1922.
от здоровых людей: Девять были от здоровых людей, четыре — от людей с неврозами, но не серьезными психическими заболеваниями вроде шизофрении. Называть это сдвигом было, возможно, преувеличением: «С самого начала, с самых первых экспериментов десять лет назад, я всегда старался проводить эксперимент на разных нормальных людях. Это очевидно из книги — в первую и главную очередь она посвящена нормальным людям» (к Рёмеру, 18 июня 1921).
