Роршах старался сохранять позитивный настрой во время исполнения сверхурочных обязанностей, но все чаще он был недоволен тем, как много времени они отнимают, а также тем, как мало они удовлетворяют его художественное чувство. В очередном сентябре, проведенном в Геризау, он писал: «Скоро начнется моя дополнительная зимняя работа: театр и прочее, не так уж это весело. Надо сходить в деревообрабатывающий цех, чтобы подготовиться»; «С годами это начинает слегка утомлять».
Роршахи не могли позволить себе брать отпуска из-за требований работы и недостатка денег. Лишь в 1920 году он, Ольга и дети смогли насладиться своими первыми настоящими семейными каникулами в Рише, на Цугском озере. «Это очень хорошо для нас, — писал Герман. — Я много рисовал во время отпуска, так что по крайней мере Лиза сможет запомнить поездку лучше». Бывало, Герман на несколько дней уходил в поход по окрестностям горы Сантис или ездил читать лекции в Цюрих и другие места. Одна из этих поездок стала судьбоносной.
В середине 1917 года, во время визита в университетскую клинику в Цюрихе, Роршах встретил двадцатипятилетнего польского студента-медика Шимона Хенса. В первую встречу они общались около пятнадцати минут; позднее, в том же году, у них состоялась еще одна короткая встреча. Эйген Блейлер был научным руководителем Хенса и дал ему тридцать тем, чтобы выбрать из них одну для диссертации. Хенс выбрал чернильные пятна.
Движущиеся картонные фигуры, сделанные для карнавала в «Кромбахе»: вид сбоку, демонстрирующий конструкцию; администратор больницы с бухгалтерской книгой; пациент, несущий ведра; ночной смотритель с сигнальным рожком. Два рисунка — играющие девочки.
Хенс использовал восемь грубых черных пятен, чтобы измерить воображение своих подопытных, — насколько оно у них богатое или же бедное? Хотя он и связывал конкретные ответы с происхождением или особенностями личности испытуемого, но делал это предвзято, просто опираясь на содержимое: парикмахер видел «голову женщины, одетую в парик», а одиннадцатилетний сын портного — «портняжный манекен для примерок», и это свидетельствовало о том, что профессия человека или его родителей «оказывала сильное влияние на воображение». В основном Хенс лишь подсчитывал количество ответов, которые испытуемые должны были записать самостоятельно (двадцать клякс и час времени). Он мало что мог сделать помимо этого, поскольку протестировал тысячу школьников, сто психически здоровых взрослых и сто больных из Бургхёльцли, — поистине огромный объем работы. Хенс позднее сказал, что подбивать результаты ему помогали его «подруги». В то время как под конец его диссертации были предложены некоторые идеи по дальнейшему развитию темы, его собственные выводы были весьма ограниченными, например: «Отличия восприятия клякс психически больными людьми от восприятия психически здоровых недостаточны, чтобы на основании этого можно было поставить диагноз (по крайней мере на данный момент)».
Роршах провел в Геризау два года с его трудными в обращении пациентами, обточенными по одному и тому же образцу, как речная галька. Его статья об Иоганнесе Найверте, дезертире, которого он обследовал в 1914 году, была опубликована в августе 1917 года и содержала четкое утверждение о том, что идеальный тест должен совмещать и совершенствовать принципы словесного ассоциативного теста, фрейдистские свободные ассоциации и гипноз. Диссертация Хенса, получившая название «Тест на воображение среди школьников, психически здоровых взрослых и душевнобольных с применением бесформенных пятен», была опубликована в декабре 1917 года, хотя Роршах, несомненно, видел текст или слышал об эксперименте Хенса и раньше от Блейлера или от самого Хенса. Все сошлось в одной точке.
Глава десятая
Очень простой эксперимент
Роршах понял, насколько более глубокие вещи может открыть эксперимент с чернильными пятнами, но для работы в этом направлении он первым делом нуждался в улучшенных изображениях. Он знал, что существуют определенные образы, с которыми человек начинает себя ассоциировать, которые провоцируют в зрителе психологическую и даже физическую реакцию, и другие, при использовании которых ничего подобного не происходит. Он начал изготавливать десятки, возможно, даже сотни собственных чернильных пятен, испытывая лучшие из них на всех, кто попадался под руку.
Уже первые попытки Роршаха в Геризау были более успешными, чем могло показаться, — с довольно сложными композициями и чувством дизайна в стиле ар-нуво. Успешные черновики (см. вклейку) затем упрощались и выхолащивались, так, чтобы им как можно сложнее было дать четкое определение. Образы находились на стыке бессмыслицы и смысла, прямо на грани между очевидным и не вполне очевидным.
Если сравнить пятна Роршаха с похожими работами Хенса и Кернера, станет понятно, что в его кляксы всматриваться легче. Попытка интерпретировать какую-нибудь из клякс Хенса выглядит принужденной. Да, вы можете сказать, что это выглядит как сова, но на самом деле это не так… Сам Хенс в своей диссертации писал: «Нормальный человек знает, как и экспериментатор, что клякса не является чем-то, кроме кляксы, и что запрошенные ответы должны зависеть только от неопределенных аналогий, а также, в большей или меньшей степени, от воображаемых “толкований” изображения». Клякса Роршаха, однако, на самом деле могла быть двумя официантками, разливающими по порциям суп, с бабочкой, порхающей между ними. Вы можете почувствовать, как ответы приходят к вам из картинки. Там что-то есть.
Другая крайность — клексография Юстинуса Кернера, которая попросту не предполагает множества вариантов толкования. Он даже добавил подписи. В сравнении с его кляксами пятна Роршаха являются наводящими на мысли — какие-то больше, какие-то меньше — и очень открытыми для интерпретаций.
