Даже несмотря на это, Роршах не пытался классифицировать людей. Юнг ранее теоретизировал на тему интроверсии и экстраверсии, но Роршах модифицировал терминологию Юнга, чтобы подчеркнуть различные способности психики, а не разные типы личности, — он писал об «интроверсивных» и «экстраверсивных» тенденциях, а не об интровертных или экстравертных людях. Человек, относящийся к типу Движения, необязательно интроверт, но обладал способностью им быть; Цветовой тип испытывал «тягу жить во внешнем мире за пределами себя», вне зависимости от того, поддавался он этой тяге или нет. Эти способности не отменяли друг друга, — почти каждый может обратиться как внутрь себя, так и к окружающему миру, хотя большая часть людей склонна применять в большинстве ситуаций один и тот же подход. Роршах неоднократно настаивал на том, что черта, пролегающая в различных его графиках, отделяя большее количество Дв-ответов от большего количества Цв, «не является резкой и непреодолимой границей, отделяющей два совершенно разных типа. Это, скорее, вопрос большей или меньшей степени… Нельзя сказать, что эти два типа контрастируют с психологической точки зрения сильнее, чем контрастируют друг с другом движение и цвет как таковые». Все же тип восприятия показывал «не то, как человек живет или к чему он стремится… не то, что он проживает, но как он проживает».
Роршах, быть может, не помнил в точности содержания написанного им в юности письма к Толстому, но он осуществил заложенную в том послании мечту. «Способность видеть и преобразовывать окружающий мир, как люди Средиземноморья; способность осмысливать мир, как немцы, умение чувствовать его, как могут чувствовать только славяне, — смогут ли эти замечательные вещи когда-нибудь сплестись воедино?» Ответы Движения показывали, что мы даем пятнам жизнь (видя в них тот смысл, какой сами вкладываем); Формальные ответы демонстрировали, как мы обдумываем пятна (пропуская их через свой интеллект); Цветовые же ответы показывали, как мы чувствуем эти пятна (реагируя на них эмоционально). Роршах нашел способ свести эти силы вместе при помощи десяти карточек.
Хотя он и признавал, что «это всегда очень смело — пытаться делать выводы о том, как человек воспринимает жизнь, на основании результатов эксперимента», его уверенность и амбиции росли, и, поскольку вопрос с публикацией и так затянулся, не решившись ни в 1919, ни в 1920 году, Роршах позволил себе быть еще смелее. Он обобщил свои выводы в предположении, что «интроверсивные люди являются окультуренными, а экстраверсивные — цивилизованными». Он называл эпоху, в которой жил, экстравертной (научной и эмпирической), но чувствовал, что маятник уже качнулся обратно, в сторону «старых гностических путей интроверсии», сметая «дисциплинированные рассуждения» в пользу антропософии и мистицизма. Средневековые бестиарии, которые Роршах читал в свободное время, казались ему «прекрасными образчиками интровертного мышления, не связанного с реальностью, но то, как люди говорили тогда о животных, — это то, как они говорят о политике сегодня!».
Он подмечал, что «если вам известен тип восприятия образованного человека, вам нетрудно будет догадаться, кто его любимый философ: чрезвычайно интроверсивные люди увлекались Шопенгауэром, экспансивно амбитендентные — Ницше, ограниченные индивидуалисты — Кантом, а экстраверсивные личности — каким-нибудь модным авторитетом или христианской наукой и тому подобными вещами». Он предполагал, что ощущения движения связаны с самыми ранними детскими воспоминаниями, включая его собственные. Он связывал различные типы восприятия с конкретными психозами, заявляя, что интровертные психотики испытывают галлюцинаторные тактильные ощущения или слышат голоса внутри себя, в то время как экстравертные слышат голоса из окружающего пространства. После того как в Геризау прочитал лекцию в сопровождении слайд-шоу миссионер, вернувшийся с африканского Золотого Берега
[5], Роршахи пригласили его к себе, и Герман предположил, что кляксы могут быть использованы для исследования «психологии примитивных народов». Он рассуждал о философии цвета, заявляя, что синий является «любимым цветом тех, кто контролирует свои страсти» (его собственным любимым цветом был нежно-голубой). Он решился заняться анализом визуального искусства.
Роршах подружился с кузеном Обергольцера, Эмилем Люти, психиатром и талантливым художником, который регулярно приезжал в Геризау на выходные из Базеля и скоро стал человеком, которому Роршах больше всего доверял в художественных вопросах. Прежде чем он оставил медицину и полностью обратился к искусству в 1927 году, Люти показал чернильный тест более чем пятидесяти разным художникам и прислал Роршаху самые интересные из полученных протоколов. Вместе они создали таблицу различных художественных школ и типов восприятия, который был свойствен их представителям. Роршах добавил свое типичное предостережение: «На самом деле каждый художник представляет свою собственную индивидуальность». Роршах и Люти позднее обсуждали идею разработки диагностического теста, основанного исключительно на цвете.
Пока Роршах постигал значения чернильных пятен, слава о его открытиях начала распространяться по свету. Роршах не был профессором, но студенты, обычно ученики Блейлера, приезжали в Геризау, чтобы трудиться там на общественных началах, в большей степени привлеченные возможностью поработать с доктором Роршахом, чем самой клиникой Коллера. Учитывая все обстоятельства, они дали Роршаху меньше помощи и поддержки, чем он был вынужден дать им. Но их интересы и стремления влияли на то, как он оформлял и преподносил свой тест.
Ганс Бен-Эшенбург начал работать медицинским ассистентом-добровольцем в августе 1919 года. Роршах ознакомил Бена как с идеями Фрейда, так и со своими собственными: «Кто бы ни хотел работать с Роршахом над его перцептивно-диагностическим тестом, он должен был сам сперва пройти “процедуру”, — вспоминала жена Бен-Эшенбурга. — Роршах разработал психограмму, которую он показывал вам и обсуждал с вами очень откровенно. Только после этого он посвящал вас в тонкости работы над его экспериментом». Бен затем начал использовать чернильные пятна для собственной диссертации.
Бен провел тест Роршаха с сотнями детей и подростков, выведя при анализе потрясающие предварительные результаты по возрасту и полу. «Четырнадцатый год жизни является ярко выраженным кризисным периодом», — писал Роршах в обобщении данных Бена. Личности подростков развивались более экстремально, девочки обычно склонялись к экстраверсии, а мальчики — к интроверсии, «слишком ленивые, чтобы впадать в депрессию, но слишком возбудимые, чтобы быть по-настоящему ленивыми». Все же, заключил он, «даже когда мы имеем данные, полученные из 250 тестов, индивидуальные различия настолько велики — даже в этом возрасте, — что нужно иметь намного больше материала, прежде чем выводы смогут быть признаны фактами».
Публикация книги затягивалась, и то, что Бен в своих исследованиях поднимал более простые вопросы, означало, что именно диссертация Бена будет первым опубликованным источником об открытии Роршаха, и Роршах очень беспокоился о том, чтобы она была безупречна и производила хорошее впечатление. Когда Бен не справлялся с заданием, Роршах писал целые разделы диссертации сам. Невзирая на разочарование и потраченное время, совместная работа Роршаха и Бена помогла сделать более убедительные заявления о научной и общечеловеческой ценности его достижения, чем когда-либо раньше:
