«Эксперимент очень простой — настолько простой, что поначалу он вызывает повсюду недоверие (интерес и недоверие, как ты сам видел много раз). И простота его резко контрастирует с невероятно широкими возможностями, которые он открывает. Это само по себе является еще одной причиной не доверять, так что не нужно возмущаться, когда ты сталкиваешься с недоверием. Поэтому твоя диссертация должна быть намного более полной, точной, определенной и понятной, нежели работа по другой теме, которая не связана с этими рисками. Я чувствую себя обязанным воззвать к твоим чувствам, и надеюсь, ты учтешь, что одна из лучших вещей, которыми может обладать человек, — это осознание того, что он смог привнести в научный арсенал что-то по-настоящему новое».
Таким завуалированным способом Роршах высказал, как сам относился к собственной работе.
Разработки всячески подстегивал Георг Рёмер, который познакомился с Роршахом в декабре 1918 года, будучи волонтером в региональной больнице Геризау, и был первым ассистентом-добровольцем в «Кромбахе» с февраля по май 1919 года. Рёмер работал в системе школьного образования в Германии и настаивал, что тест должен быть принят на вооружение в качестве средства измерения академических способностей. Роршах понимал, что это был бы огромный интеллектуальный триумф и, возможно, настоящий финансовый прорыв, однако его реакция была осторожной:
«Я тоже считаю, что эксперимент мог бы оказаться очень успешным в качестве теста способностей. Но когда я представляю некоего молодого человека, который, возможно, с младых ногтей мечтал о поступлении в университет, но был забракован по результатам эксперимента, провалив тест, — у меня перехватывает дыхание. Поэтому я должен сказать: эксперимент может быть подходящим для такого тестирования. Но, чтобы решить, подходит он или нет, он должен быть сперва скрупулезно исследован академиками, с использованием большой базы образцов, систематически, статистически, следуя всем правилам дисперсии и факторизации корреляций. Я думаю, что когда это произойдет, тогда, вероятно, станет возможным создание дифференцированного теста на пригодность. Не такого, который однозначно утверждал бы: врач или нет, юрист или нет, но такого, который показывал, стоит ли человеку, желающему стать врачом, заниматься теоретической или практической медициной, а тому, кто хочет стать юристом, подсказал, лучше ли ему работать юристом в области бизнеса или адвокатом. Также эксперимент должен быть совмещен с другими тестами. И что самое главное, — теоретическая база эксперимента должна быть подготовлена более тщательно, поскольку было бы неправильным применять столь решительные меры, основываясь на тесте, не имеющем чрезвычайно крепкой теоретической базы.
Диссертация доктора Бена показывает, что этот тест нельзя применять слишком рано. Например, мальчики в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет демонстрируют заметно плохие результаты, а дальнейшие исследования — от семнадцати до двадцати одного года, возможно, и старше — должны быть подвергнуты анализу, чтобы выяснить, стабилизируются ли результаты по достижении зрелого возраста… Все это требует огромной работы».
Глаза Рёмера горели энтузиазмом, он даже изготовил тайком набор собственных чернильных пятен, но Роршах настаивал на должной осмотрительности, а попутно предвосхитил большинство возражений, с которыми его тест столкнется в наступающем веке. Он признавал, что «тестирование человека, который не догадывается о том, что его тестируют, это основание для серьезного протеста», в особенности если это приведет к реальным последствиям. Это было бы то же самое, что обманывать людей, заставляя их свидетельствовать против самих себя. Тем не менее он надеялся, что тест будет использоваться с благими намерениями: «Пусть тест обнаружит больше истинных скрытых талантов, чем ошибочно выбранных карьер и иллюзий. Пусть он освободит больше людей от страха перед психозом, чем заставит испытывать такой страх. Пусть он принесет в мир больше облегчения, чем сложностей!»
Рёмер годами засыпал Роршаха письмами, получая в ответ длинные послания о лежащей в основе чернильного эксперимента теории, а также о ее связи с Юнгом, Фрейдом, Блейлером и разными другими мыслителями. Роршах работал как над новыми идеями, так и над такими, которые он впоследствии убрал из своей книги либо с целью упрощения материала, либо потому, что они были недостаточно эффективны; позднее их автором был объявлен Рёмер. Многие из ночных посиделок Германа у печатной машинки, служивших причиной его скандалов с Ольгой, были проведены за написанием его пространных ответов на вопросы Рёмера. Но Роршах поощрял его: «Твои вопросы кажутся мне чрезвычайно интересными, пожалуйста, присылай еще».
Младшая коллега, с которой он сошелся ближе всего, работала в другой области. Марта Шварц трудилась врачом-волонтером в Геризау в течение семи месяцев. Темой ее диссертации была кремация — очень далеко от психиатрии, — но она была человеком высокой культуры и долгое время колебалась, выбирая между медициной и литературой. Роршах заметил ее широкие интересы и стал не только давать ей полезные советы по поводу устройства быта в Геризау, но вскоре и поручать работы, связанные с психиатрией. Он подверг ее чернильному тесту, а вскоре она уже проводила для него тесты с другими людьми. Одного из них Роршах назвал «самой интересной находкой из всех, что у меня когда-либо были», и есть основания полагать, что именно этот случай был обозначен в его книге как «Пример 1». Марта проводила очень тщательные физические обследования пациентов, — этой практикой в то время обычно пренебрегали. Она сказала Роршаху: «Врач может установить совершенно другие отношения с пациентами, если он изучит их тела».
Еще один студент, Альберт Фюррер, который научился тесту у Роршаха весной 1921 года, начал тестировать военных снайперов. Роршах нашел эту ситуацию забавной: «Один мой знакомый проводит эксперимент в казармах, тестируя очень плохих и очень хороших стрелков. В наше время психологические тесты пользуются большой популярностью!» Но проводить со снайперами тест на восприятие имело смысл, чтобы понять, как они видят детали, как сканируют неоднозначное визуальное поле, степень, с которой они реагируют на интерпретацию того, что воспринимают. Элитный снайпер должен контролировать свою восприимчивость, подавлять любые физические реакции на чувства или эмоции. Когда Фюррер протестировал чемпиона мира по снайперской стрельбе Конрада Стахели (сорок четыре индивидуальных медали и шестьдесят девять медалей всего в мировых состязаниях, включая три золотых и бронзу на Олимпиаде 1900 года), оказалось, что тот обладает поистине впечатляющей степенью контроля. Были и другие интересные открытия: выполненный Роршахом обзор солдатских результатов позволил ему понять, «как сильно военная служба видоизменяет тип восприятия человека, подавляя Движение и выдвигая на передний план Цвет», что «вызвало некоторые сомнения в моей прежней установке, что тип восприятия является относительно постоянным». Роршах не мог не отметить: «То, что сперва мы проверяли таланты школьников, а потом меткость солдат, в каком-то смысле даже комично».
Ни один из этих побочных экспериментов не значил бы так много, если бы ему удалось, в конце концов, опубликовать тест в издательстве. Но даже из сопротивления издателей Роршаху удалось извлечь выгоду, — в затянувшемся ожидании их ответов он стал лучше понимать уникальную ценность своего набора изображений и осознал, что должен настоять на том, чтобы они были опубликованы в цвете и полном размере. «Суть не в том, чтобы просто проиллюстрировать книгу, а в том, чтобы сделать возможным для каждого, кто заинтересован в моей работе, проводить эксперименты с помощью этих изображений… и крайне важно, чтобы это были именно мои изображения».
