Роршах сперва отказался. Настолько всеобъемлющий термин «заходит слишком далеко, как мне кажется». Диагностика психики казалась «почти мистической», особенно на той ранней стадии, предшествовавшей масштабным контрольным экспериментам со здоровыми людьми. «Я уж лучше скажу слишком мало на обложке, чем слишком много, — возразил он, — и не только из скромности». Когда Моргенталер настоял, что он должен расцветить название, — никто не дал бы хороших денег за «эксперимент в диагностике восприятия», — Роршах «неохотно» согласился, хотя и продолжал думать, что новое название выглядит «невероятным хвастовством», и использовал свою изначальную, длинную и прозаическую версию в качестве подзаголовка. Возможно, Моргенталер был прав насчет того, что книга нуждалась в лучшем маркетинге, но Роршах не хотел выглядеть как расхваливающий свой товар уличный торгаш.
«Психодиагностика» была опубликована в середине июня 1921 года, тиражом 1200 экземпляров. Друг Роршаха Эмиль Обергольцер был первым, кому выпала честь ее прочитать, и его отзыв был весьма вдохновляющим, особенно для человека, работавшего за пределами университетской среды и не имевшего официальной поддержки: «Я думаю, что это исследование и твои результаты являются самыми важными открытиями со времен публикаций Фрейда… В психоанализе формальные категории с давних пор считались не соответствующими методике — отчасти по внутренним причинам, — но в любом случае именно новые методы привносят прогресс. И каждый продуктивный прорыв на удивление прост». Оскар Пфистер, который пытался помочь изданию как этой книги, так и исследованию Роршаха по вопросам сект, прислал еще один обнадеживающий ответ. Включавшее в себя развернутую метафору, в которой работы Роршаха сравнивались с его детьми, письмо было написано с характерной для хорошего пастора снисходительной доброжелательностью, но также лучилось восхищением:
«Дорогой доктор,
имея возможность оказать акушерское содействие при вхождении в мир вашего маленького новорожденного мальчика, я уже полюбил его. Он — энергичный, яркоглазый, маленький человечек исключительного происхождения, воспитанный и нешумный, способный оригинально и глубоко видеть окружающий мир. Основываясь на фактах и не будучи похожим на существующие теории о навязчивых неврозах, он являет собой чистую человечность как таковую, без помпезных манер и напыщенного самолюбования. Об этом маленьком человеке будут много говорить, и он привлечет внимание большого академического мира к своему отцу, который уже давно это заслужил. Моя глубочайшая, сердечная благодарность за этот драгоценный дар, и я надеюсь, что его младшая сестра, с ее познаниями о сектах, тоже скоро посетит меня! Всецело ваш, Пфистер».
После всех задержек чернильные пятна наконец-то увидели большой мир. Рёмер, который теперь был главой бизнеса и консультантом по вопросам карьеры в немецкой студенческой организации, привез горы протоколов от самых выдающихся ее участников, конформизм которых сильно удивил Роршаха: «Все они — будущие министры, политики и, так сказать, организаторы. Все оттенки спектра — от самых мягкотелых бюрократов до бесчинствующих Наполеонов. И все как один они — экстраверты. В политике так и должно быть?!»
Рёмер неустанно тестировал контуженных солдат и пенсионеров, плохо адаптированных к жизни на пенсии; той зимой он планировал протестировать Альберта Эйнштейна и знаменитого генерала Первой мировой Эриха Людендорфа, и даже руководителей Веймарской Республики.
Первые отзывы о тесте были в основном положительными. На первой конференции, где Роршах представил тест после публикации в ноябре 1921 года, Блейлер встал во время обсуждения, чтобы заявить, что он может подтвердить эффективность методики Роршаха, основываясь на опытах, проведенных как с пациентами, так и с людьми со стороны. По завершении мероприятия сияющий Роршах подошел к Моргенталеру: «Что ж, получается, теперь мы вышли из наших темных лесов!» Он видел это так: «Блейлер выразил свое мнение публично, и, вполне очевидно, это пойдет во благо тесту. Появилось несколько рецензий, пока что только положительных, даже слишком положительных. Я был бы рад даже встретить некоторое сопротивление, поскольку у меня мало возможностей поучаствовать в устном обсуждении». Все что угодно было лучше, чем его уединенная работа в Геризау.
Вскоре появилась и критика. После нескольких рецензий в психологических журналах, которые по большому счету были весьма поверхностными, первая, где тест рассматривался более детально, была нарочито двусмысленной. Рецензия, написанная в 1922 году Артуром Кронфельдом, начиналась с того, что автор назвал Роршаха «изобретательным человеком, психологом с прекрасной интуицией, но, говоря откровенно, ограниченным экспериментальным/методологическим видением». Он нашел открытия Роршаха в области характера и восприятия весьма убедительными. Однако основанный на цифрах подход Роршаха к подведению результатов теста был «неизбежно слишком грубым и приблизительным», в то время как трактовки Роршаха выходили далеко за пределы истинных результатов теста, как бы сильно он ни старался «выдавить» свои находки из ответов испытуемых. Лично знавший Роршаха Людвиг Бинсвангер, первопроходец в области экзистенциальной психологии, оценил его работу намного выше — как ясную, проницательную, объективную, дотошную и оригинальную. Но он подверг критике тот факт, что в книге было слишком мало теоретических обоснований. Этот недостаток Роршах и сам прекрасно понимал. В конце концов, было недостаточно объяснить, что чернильные пятна работают, не объяснив, как они работают и для чего.
В мире немецкой академической психологии тест был встречен уже с предельным скептицизмом. В апреле 1921 года, на первом после войны собрании немецкого Общества экспериментальной психологии, Рёмер выступил с лекцией о чернильном тесте, представив модифицированную им версию с его собственными кляксами, предназначенную для образовательного тестирования. Влиятельный и популярный Уильям Штерн, который двадцатью годами ранее стал первым академическим психологом, написавшим рецензию на «Толкование сновидений» Фрейда (он ненавидел эту книгу), поднялся, чтобы сказать, что ни один тест никогда не сможет расшифровать или диагностировать человеческую личность. Подход Роршаха — точнее, в данном случае Рёмера — «был искусственным и односторонним, его трактовки — произвольными, его статистика — недостаточной». Сам Роршах никогда не утверждал, что его тест следует использовать изолированно, о чем Рёмер знал из их переписки, и он был глубоко раздражен тем фактом, что Рёмер выступил в роли его представителя, «предложив необязательные изменения еще даже до выхода моей книги». Он попросил Рёмера отступить: «Многочисленные и отличающиеся друг от друга наборы чернильных пятен могут привести только к недоразумениям! Особенно со Штерном!» Роршах считал, что даже сам Штерн стал «менее неприступным», после того как прочитал копию его настоящей книги, но ущерб репутации уже был нанесен, и тест Роршаха никогда не получил широкого признания в Германии.
Однако Роршах уже искал себе плацдармы за пределами Европы. Чилийский врач, работавший волонтером в Геризау, планировал перевести «Психодиагностику» на испанский, но Роршах знал, что «Северная Америка, несомненно, была бы более значима. Они там почти настолько же заинтересованы в глубинной психологии, как и в тестировании профессиональной квалификации». Фрейд, рассуждал Роршах, «не делал в Вене практически ничего, кроме проведения “учебных анализов” для американцев», которые хотели заняться практикой. «Естественно, будет очень выгодно, если американцы заинтересуются моей методикой». Тем временем английское издание Psychoanalytic Journal и ряд психологических журналов в Америке планировали развернутые рецензии.
