Экснер использовал компьютеры и в своей собственной методологии. В середине 1970-х годов он занимался изучением способов «увеличить применение компьютерных технологий с целью помощи в интерпретации теста». Итогом этого стала появившаяся в 1987 году компьютерная программа Rorschach Interpretation Assistance Program, для которой в последующие годы выходили многочисленные обновления. Когда врач кодировал ответы пациента, программа производила математические вычисления, генерировала многомерные оценки и подчеркивала наиболее значительные отклонения от статистических норм. Она предоставляла распечатку «интерпретационных гипотез» в доступной прозаической форме.
«Этот человек склонен сравнивать себя с другими людьми не в свою пользу и впоследствии страдать от низкой самооценки и недостаточной уверенности в себе…»
«Этот человек демонстрирует адекватные способности, легко идентифицирует себя с людьми, окружающими его в жизни, и имеет возможность формировать такие идентификации…»
«Этот человек демонстрирует ограниченную способность тесно привязываться к другим людям…»
Под конец жизни Экснер отказался от компьютерного подхода, но ущерб уже был нанесен. Тест Роршаха, некогда провозглашенный самым верным способом проникновения в человеческую душу, теперь мог быть прочитан машиной.
Но даже при использовании людьми система Экснера все равно имела недостаток. Его строгий эмпирический акцент сводил к минимуму то, что многие защитники метода Роршаха считали наиболее ценным, — неограниченную способность теста генерировать удивительные идеи. Стратегии, которые целые поколения врачей-клиницистов находили полезными и проницательными, — например, идея о том, что первый ответ испытуемого на первую карточку что-то говорит о том, каким человек себя представляет, — не нашли места в экснеровском шквале кодов и переменных. В результате психологи, которые использовали чернильные пятна в качестве отправной точки для разговорной терапии и других методов с открытым финалом, склонялись либо к тому, чтобы отвергнуть систему Экснера, либо к тому, чтобы вообще отказаться от теста Роршаха.
Но все же Экснер сумел вновь привлечь к тесту уважительное отношение специалистов научной области, особенно после 1978 года, когда вышло второе, еще более скрупулезное издание его руководства. Его всеобъемлющий объединяющий подход исправлял большинство промахов, свойственных более ранним системам использования теста Роршаха, и даже ведущие психоаналитики, которые долго критиковали проекционные методы как субъективные, начали хвалить ту тщательность, которую привнес в тест Роршаха Экснер.
Экснер остановил разброд и шатания противоречивых мнений о тесте Роршаха: критика Артура Дженсена в 1965 году и все прочие прежние атаки теперь могли быть отклонены как направленные на «более ранние, менее научные версии» теста.
Начавшиеся в 1984 году индивидуальные семинары Экснера по Роршаху в городе Эшвилл, Северная Каролина, выучили поколение врачей, а его учебники заменили книги Клопфера и Бека в программах изучения клинической психологии. Лишь городской университет Нью-Йорка оставался по большей части «клопферианским», но его студентам тоже приходилось изучать систему Экснера, так как им предстояло работать и во многих других местах. Поскольку тысячи статей и исследований о Роршахе продолжали расти, как грибы после дождя, централизованная Роршах-система от Экснера стала единственным источником, на который большинство практиков вообще обращали внимание.
Бруно Клопфер умер в 1971 году, Сэмюэл Бек — в 1980 году; Маргерит Герц передала эстафету Экснеру в 1986 году, назвав его исследование «первой серьезной и систематической попыткой противостоять некоторым из нерешенных проблем, которые преследовали нас на протяжении многих лет». «Самым лучшим было то, — добавила она, — что Экснер и его коллеги внесли в наши ряды дисциплину и привили нашей области чувство оптимизма».
На протяжении тех лет, пока Экснер настраивал и отлаживал свои формулы, тест Роршаха приносил все более правильные результаты — «правильные» в плане маркировки. Например, шизофрению обозначали именно таким образом, как в других тестах и критериях. Чернильные пятна использовались и воспринимались как стандартная мера известных величин, а не как разведывательный эксперимент.
При всех преимуществах интеграции теста Роршаха и новаций, предложенных другими психиатрическими методами, она, как правило, делала его более громоздким и более затратным способом аналилировать то, для чего у психиатров уже имелись другие техники. Как и в случае с компьютеризацией, Экснер все чаще осуждал поиск «обобщенных истин» и критиковал такие справочники, как «Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам» (Diagnostic and Statistical Manual of Mental Disorders'), называя их «бухгалтерскими пособиями по классификации людей, страдающих психическими расстройствами», порождающими поверхностные планы лечения. Возможно, у него были сомнения относительно того, как использовались такие стандартные классификации, но именно их и обеспечила его система, — и их же обеспечивали другие тесты и системы оценки, только быстрее.
Переход к более эффективным тестам случился раньше, чем появилась система Экснера. Опрос, проведенный в 1968 году среди академических клинических психологов, показал, что, хотя Роршах все еще широко использовался, более половины респондентов считали, что «объективные», «непроекционные» методы использовались чаще и более важны. Один из этих методов набирал силу особенно быстро.
Миннесотский многоаспектный личностный опросник, или ММЛО, впервые опубликованный в 1943 году, вырвался вперед Роршаха в 1975 году. Он состоял из 504 утверждений — 567 в модифицированном ММЛО-2, — с которыми испытуемому предлагалось согласиться либо нет, начиная с вещей, кажущихся тривиальными («У меня хороший аппетит», «Мои руки и ноги обычно достаточно теплые»), и заканчивая достаточно тревожными («Иногда в меня вселяются злые духи», «Я вижу вокруг себя вещи, или животных, или людей, которых другие не видят»). Этот тест мог проводиться с группой силами одного канцелярского работника и был очень легким в подсчете баллов. Каждая шкала ММЛО — шкала депрессии, шкала паранойи и т. д. — включала два списка связанных с ней вопросов. Итоговым результатом было количество утверждений из первого списка, на которые был дан ответ «Правда», плюс число ситуаций из второго списка, отмеченных как «Ложь». Это было быстро и «объективно».
Технически это означало только то, что этот тест не являлся «проекционным». Ответ «Правда/Ложь» на предположения «Некоторые люди считают, что трудно узнать, каков я», «Я жил неправильной жизнью» или «Многие люди виновны в плохом сексуальном поведении» не могли быть объективными в сколько-нибудь значимом смысле. Люди не желают или не могут объективно оценить сами себя, — самоописания часто оказывались лишь частично совпадающими с тем, что говорили об испытуемых друзья и родственники, или же с тем, что демонстрировало их поведение. Ответы не предполагалось воспринимать букально: ответы «Правда», данные на множество удручающих предположений, и «Ложь» — на множество комфортных, необязательно означали, что человек подавлен. Существовали шкалы для измерения того, был ли испытуемый склонен к преувеличению или лжи. Интерпретация результатов ММЛО также была искусством, требующим субъективного суждения. Однако обтекаемые термины «объективно» и «субъективно», несомненно, благотворно сказались на судьбе ММЛО.
