В десятилетие после 1975 года тест Роршаха сместился в списке наиболее часто используемых в клинической психологии личностных тестов со второго места на пятое. Теперь он находился в тени как ММЛО, так и нескольких других проекционных тестов: рисования человеческой фигуры (обычно проводился с детьми), завершения предложения и теста «Дом — Дерево — Человек».
Результаты этих более ограниченных тестов говорили сами за себя. Рисунок человеческой фигуры с чрезмерно большой головой может указывать на высокомерие, а пропуски ключевых частей тела — дурной знак. Завершение предложения враждебными, пессимистичными или связанными с насилием словами — тоже. Таким образом, эти тесты более уязвимы для «управления впечатлениями», — испытуемые могли знать, как произвести впечатление, и преподнести себя так, как они хотели, чтобы их видели. Один полицейский из Нью-Йорка, проходивший тест «Дом — Дерево — Человек» в процессе трудоустройства, признался, что его друзья заранее предупредили: «На доме должна быть печная труба с выходящим из нее дымом, и, что бы ты ни делал, убедись, что ты нарисовал на дереве листья». Именно так он и поступил. Но, при всей своей непоказательности, эти тесты были быстрыми и дешевыми, что сделало их наиболее предпочтительными.
Рейтинги популярности среди тестов, обычно основанные на спорадических опросах с небольшой и не особенно разнообразной выборкой образцов, не так точны и надежны, как кажутся. Однако тенденция была понятна, — чернила в тот период были не в фаворе.
В этом новом окружении психологи, специализирующиеся на тестах, стали находить образовательную систему более привлекательной в качестве места работы, чем медицину. Страховые компании не желали выкладывать три или четыре тысячи долларов за всестороннее тестирование в больничной атмосфере — фактически психиатрические пациенты редко надолго оставались в больнице, — но школы продолжали платить за эту работу. То были не настолько обширные программы, как та, которую учредил колледж Сары Лоуренс в тридцатые годы, поскольку для таких программ существовали собственные процветающие отрасли — тестирование IQ и профпригодности. Вместо этого такие психологические тесты проводились с отдельными трудными подростками и детьми, которые обращались в школьные консультационные центры или были направлены туда для оценки.
Так что, поскольку Экснер продолжал развивать свою «всеобъемлющую систему», он расширил рамки своей деятельности. В 1982 году он посвятил дополнительный выпуск своего пособия детям и подросткам. Ответы ребенка на пятна Роршаха обычно означали то же самое, что и у взрослого, — утверждал Экснер (например, чистые ответы C и CF указывали на слабый эмоциональный контроль), однако нормы часто бывали разными. Многие из таких ответов были бы нормальными для семилетнего мальчика, но незрелыми для взрослого, в то время как выявленный у ребенка зрелый профиль взрослого человека указывал на «вероятный чрезмерный контроль, вызванный плохой адаптацией».
Экснер подчеркивал, что тест Роршаха весьма ограниченно применялся в случаях проблем с поведением, поскольку выводы теста не передавали напрямую информацию о поведении. Не существовало специальных оценок Роршаха, которые могли бы «достоверно определить ребенка, который начал играть на публику, или отличить подростка, склонного к правонарушениям». В таких случаях — особенно в тех, где поведение ребенка было обусловлено его окружением, — тест просто подсказывал типы психологических сильных и слабых сторон, работа с которыми могла благотворно повлиять на ход лечения. В самых распространенных случаях молодежные психологи имели дело со студентами, у которых возникали проблемы с успеваемостью, и тест Роршаха мог помочь определить разницу между ограниченным интеллектом, нарушениями неврологического характера и психологическими трудностями.
Многие из тех же рыночных сил, которые в семидесятые и восьмидесятые годы заставили клинических психологов обратить свои взоры на образовательную систему, подталкивали их по направлению к системе правовой. «Судебное тестирование» переживало огромный подъем: оценочным процедурам подвергались родители, спорящие о правах на детей, дети, подвергшиеся насилию, специалисты устанавливали психологический ущерб в личных судебных обращениях, компетентность и вменяемость участников уголовных процессов. Издание Экснера 1982 года включало несколько случаев, иллюстрирующих применение теста Роршаха при работе с детьми и в условиях юридического процесса.
Один из этих случаев описывал историю Хэнка и Синди, которые начали встречаться в старших классах школы и поженились в середине шестидесятых, когда Хэнку было двадцать два года. После двухнедельного медового месяца он отправился во Вьетнам, где прослужил год и был награжден за героизм, проявленный в Дананге. Первые три-четыре года после его возвращения были счастливыми для пары, но последующие — нет. К концу семидесятых их тринадцатилетний брак закончился разводом и дележом ребенка. Хэнк утверждал, что Синди психологически не подходит для того, чтобы получить опеку над их двенадцатилетней дочерью; Синди подала встречный иск с заявлением, что Хэнк был «психически жестоким» по отношению к ней и ребенку и что подвергать тестированию только ее одну несправедливо. Тестирование было запрошено для обоих родителей, а также для ребенка.
Во время интервью их семейные проблемы проявились как нельзя яснее: Синди жаловалась на беспринципность Хэнка, признавалась, что тратила семейные деньги ему назло. А результаты теста Роршаха были комплексными и техничными. Тест дочери показал, что «если магнитуда соотношения ep: EA существовала в течение очень долгого времени», то это могло объяснить ее недавние проблемы в школе. «Девочка демонстрирует довольно низкие для своего возраста показатели коэффициента привязанности (Afr), так что она может быть очень замкнутой. Чрезвычайно непропорциональный коэффициент Хэнка a: p говорит о том, что мужчина не очень гибок в своем мышлении или отношении к жизни… Высокий индекс эгоцентризма, 48, предполагает, что он гораздо более эгоцентричен, чем большинство взрослых людей, и это может оказывать негативные воздействия на его межличностные отношения».
Синди казалась более обеспокоенной. Ее первым ответом на карточку I был паук, а потом она еще больше его исказила, добавив пауку крылья. Если это была проекция ее самооценки, то она оставляла желать лучшего… Все три ее ответа DQv, касавшиеся цветных карточек, указывали на то, что Синди легко спровоцировать на эмоции. Вывод: «На нее оказывают сильное влияние ее чувства, и она не очень хорошо их контролирует…
Вероятно, она не испытывает потребности в эмоциональной близости, общей для большинства людей». По тестам Роршаха было легко понять, как сверхэмоциональная незрелость Синди и эгоцентричная жесткость Хэнка могли вызывать конфликты в их браке.
В итоге рекомендации психологов оказались довольно скромными. Ребенок находился «в состоянии сильного расстройства», написали они. Кто бы ни получил над ним опеку, «нынешнее состояние ребенка указывает на необходимость вмешательства», и этим должны заниматься оба родителя. В отчете о состоянии матери подчеркивалось, что, «хотя психотерапия и пошла бы ей на пользу, это не означает ее непригодность к воспитанию ребенка». В результате вклад психологов оказался не соответствующим тому, что ожидали увидеть в суде, и судья принял свое собственное решение. Он постановил, что право опеки получат оба родителя, и предписал матери пройти психотерапию и заниматься развитием ребенка.
