Колосов считал его своим выдвиженцем. Он даже не подозревал,
что к тому времени Жеребякин уже наладил тесные связи с бандой молодых
рэкетиров и вовсю пользовался ее услугами. К тому времени, когда Андрей
Потапович понял, что именно происходит, его протеже превратился в крупную
самостоятельную фигуру, уверенно контролирующую целый клан подмосковной мафии,
куда входило сразу несколько группировок.
С тех пор и произошло разделение. Колосов занимался
легальным бизнесом, возглавляя компанию и отмывая деньги Жеребякина. А тот
руководил собственным делом, попутно оказывая услуги своему бывшему «наставнику».
Об операции с грузом наркотиков они договаривались вместе с Зардани. И если
Колесов предпочитал договариваться, то Жеребякин шел напролом, предпочитая
никому и ничего не платить.
Когда переговоры зашли в тупик и был убит выпущенный к тому
времени из тюрьмы Афанасий Степанович, Жеребякин решил, что нужно нанести
ответный удар.
Он полагал, что соперники уважают только силу,
продемонстрировав которую можно заставить партнеров пойти на существенные
уступки. Полного разрыва отношений он, разумеется, не хотел, но после смерти
Степановича решил нанести сильный и болезненный удар. К тому времени стало
ясно, что Зардани по-прежнему настаивает на выплате стоимости потерянного
груза. Михаил Анатольевич и его люди категорически отказывались платить подобные
штрафы, доказывая, что груз утрачен не по их вине.
— Что думаешь делать, Михаил? — спросил Андрей Потапович. —
Они ведь это дело так не оставят.
— Это уже теперь вы должны с ними договариваться, —
усмехнулся Жеребякин, — платить мы им, конечно, не будем, но готовы бесплатно
провести новую партию. Это и будет наш вклад в сотрудничество с вашими
друзьями.
— Но зачем нужно было устраивать такой шум?
— Иначе нельзя. Зардани деловой человек. Он должен понимать,
кто главный в Москве и кто контролирует город. Этот чеченец сильно зарывался.
Вообще, после войны они снова активизировались и решили
укрепить свои позиции в городе. Теперь мы им показали, кто здесь главный.
— Ты хочешь начать войну с чеченцами?
— А мы ее уже начали. Мы не пустим их обратно в город. Я
обсуждал этот вопрос с братвой, они со мной согласны. Почему мы должны отдавать
свой город пришельцам? Пусть контролируют свой Грозный.
— Ты сошел с ума, — Андрей Потапович вернулся в свое кресло,
тяжело в него опустился, — ты просто сошел с ума. У них столько боевиков,
столько оружия…
— У нас не меньше, — усмехнулся Жеребякин, — если
понадобится, я всех ребят подниму. Две-три тысячи стволов наберем. Такую
«Варфоломеевскую ночь» устроим, что им не позавидуют.
— Не хвались, — махнул рукой Андрей Потапович, — это тебе не
ларьки обирать.
— Напрасно вы трусите, — презрительно сказал Михаил
Анатольевич, которого задела фраза про ларьки, — сделаем все, что нужно. Ваша
задача — с Зардани договориться.
— Что вы сделаете? — сквозь зубы спросил Колесов, которого
тоже обидело выражение «трусите». — Вы даже не смогли нападение на дачу
нормально организовать.
— Как это не смогли? — нервно засмеялся его гость. — Вы ведь
сами говорите, что все газеты написали.
— Написали, — кивнул Колосов. — А знаешь, что они написали?
Хозяин дачи остался жив. Его вчера ночью доставили в реанимацию..
— Как это жив? — привстал со стула Жеребякин.
— Вот так, — стукнул кулаком по столу Андрей Потапович, —
наслаждаясь произведенным эффектом, — как всегда, работаешь на авось. Не убили
его твои соколы. Твой Борис все прошляпил. Живой остался Махмудбеков. Живой он.
— Не может быть, — нахмурился Жеребякин, доставая мобильный
телефон.
От волнения он даже не стал садиться. Набрал номер и, глядя
на хозяина кабинета, ждал, когда произойдет соединение.
— Борис, — наконец дождался он, — это я говорю. Что там у
тебя получилось? Проорали все? — Накладка небольшая вышла, — признался главарь
боевиков, — он, оказывается, еще дышал. — Твою мать, — разозлился Жеребякин, —
почему же вы ничего не проверили? — Михаил, — поднял указательный палец Андрей
Потапович, — нельзя говорить такие вещи по мобильному телефону.
— Ну и хрен с ним, все к … матери, — огрызнулся Жеребякин, —
ты понимаешь, Борис, что ты наделал?
— Понимаю, — глухо сказал тот, — но вы не беспокойтесь, мы
исправим свою ошибку.
— Исправь, — выдохнул, с трудом сдерживаясь, Жеребякин, —
иначе я тебя сам исправлю. Так исправлю, что ты без головы останешься, сукин
сын. — Он отключился, бросив телефон на стол.
— Что будешь делать? — с любопытством спросил Андрей
Потапович.
— Не знаю, — честно сказал его молодой гость, — все пошло
прахом. Борис обещает исправить ситуацию. Я думаю, один день нужно подождать.
Может, он сдохнет сам.
— А если не сдохнет? — продолжал иезуитски допрашивать
хозяин кабинета.
— Не знаю, — заорал Михаил, — я не знаю!
— Что бы вы без меня делали, — вздохнул Андрей Потапович, —
все стараешься сам решить, не советуешься. А кто тебе все подготовил, кто
адресочек дал на складах и подробное описание дачи?
— Ну вы дали, ну и что?
— Ничего. Думать нужно. Головой думать. А ты вместо этого
кулаками машешь. А если Махмудбеков не умрет и твой Борис ничего сделать не
сможет?
Раненого ведь наверняка охранять будут. И чеченцы, и
милиция. Что тогда?
— Вечно ты торопишься. Напрасно ты позвонил Борису, сначала
меня послушать нужно было.
— У вас есть какой-то план? — понял наконец Михаил.
— Вот-вот, — вновь поднял указательный палец Андрей
Потапович, — план у меня есть. Если ты спокойно сядешь, я его изложу. Я уже все
узнал. И про дачу, и про ваше нападение.
Жеребякин заставил себя успокоиться. Он сел в кресло и
посмотрел на хозяина кабинета.
— Ну, — потребовал он.
— Не торопись, — улыбнулся Андрей Потапович. Он явно наслаждался
ситуацией.
— Махмудбеков прилетел в Москву не один, — начал он.
— Ну и что?
— Не торопись, — снова сказал Андрей Потапович. — Он
прилетел со своей дочерью.
— С какой дочерью?
— С единственной. Которую он очень любит. Девочка выросла
без матери, и отец заменил ей обоих родителей. Вчера он прилетел в Москву
вместе с ней.
Михаил Анатольевич слушал, еще не понимая, чего хочет его
собеседник.
— Он ее очень любит, — продолжал Колесов, — и она вчера
исчезла. Во время нападения боевиков Бориса. Когда там начался штурм, она,
очевидно, спряталась, а теперь куда-то сбежала.
