— Уходи, — приказал боевику Ухов и, когда тот вышел, подошел
к телефону. — Вы все слышали? Они говорили по-чеченски.
— Да, слышал. Я в десять часов вечера еще раз приеду. Он
сказал, что в десять приедет их руководитель.
— Вы знаете чеченский? — удивился Ухов.
— Я много чего знаю, — сказал Цапов и отключился.
Он решил пока ничего не говорить Стольникову, с которым он
как раз должен был встречаться в баре. Но позвонил генералу Артюхову, рассказав
о том, что раненый пришел в себя.
В следующие два часа Цапов встретился со Стольниковым в
баре, а руководство спецназа продолжало допрашивать Наума Киршбаума. И только
убедившись, что ювелир действительно говорит правду и девушка, которую искала
вся московская милиция, и вправду ночевала у него дома, оставив там свои часы,
решило наконец доложить по команде о случившемся.
Пока сообщение об аресте группы Григория Мироненко и о часах
девушки, которая была официально объявлена в розыск, достигло министерства,
прошло еще два часа. Самая обычная, бюрократия работала в полную силу. Только в
восьмом часу вечера генерал Артюхов получил ошеломляющее сообщение спецназа. Но
он тоже сперва не поверил ему. И лично отправился для разговора с полковником,
руководившим операциями спецназа, и самим ювелиром.
Убедившись, что показания старика совпадают с уже известными
им фактами, он решился позвонить министру. Шел уже девятый час вечера, но
министр все еще находился в своем кабинете.
— У нас есть новости, — взволнованно доложил генерал, —
кажется, мы вышли на след девушки.
— Кажется или вышли? — рявкнул министр.
— Сегодня днем арестована группа Григория Мироненко в
составе восьми человек, — сообщил генерал.
— Это я уже знаю, — разозлился министр, — ну и что?
— Они приехали к ювелиру Науму Киршбауму и привезли часы,
которые им предложил некто Сыроежкин. Эти часы принадлежали разыскиваемой
девушке. Она сегодня ночевала в доме этого ювелира и затем убежала оттуда, так
как пришедший со своим знакомым Сыроежкин начал угрожать ей. А группа Григория
Мироненко, появившись у ювелира, потребовала указать место нахождения девушки.
Они утверждают, что ее родные объявили награду за нее — сто тысяч долларов.
— Вот ненормальные, — хмуро констатировал министр, — а псе
потому, что они не верят в работу наших людей, Артюхов. Все поэтому.
— Мы считаем, что можем с полной уверенностью сказать, что
девушка все еще жива, — закончил генерал, — и…
— Договаривай, — министр понял, что генерал хочет сказать
нечто неприятное, — говори, раз начал.
Артюхов не любил врать. В работе он требовал ясности и
четкости от своих подчиненных. И поэтому сам ничего не хотел скрывать.
— И… — добавил он, — теперь мы можем быть уверены в том, что
девушку ищут и боевики Жеребякина. К сожалению, они могут выйти на нее гораздо
быстрее нас.
— Ясно, — сухо произнес министр, — у тебя больше ничего?
— Мы оставили наших людей у квартиры Киршбаума, — сообщил
Артюхов, — засады оставлены также у офиса компании отца девушки на улице
Вавилова. Мы попросили московскую милицию усилить контроль за станциями метро,
за вокзалами и аэропортами. Но, по нашим данным, там она вряд ли появится. У
нее нет паспорта.
— Это сейчас не проблема, — мрачно заметил министр. Ему было
неприятно это говорить, но он знал, что при желании и за большие деньги можно
купить любой паспорт. — Держи меня в курсе, — закончил министр, — звони в любое
время.
Я буду на даче. Если найдешь девушку, можешь меня разбудить.
Ты понял?
— Да, конечно.
— Уже третья ночь, — словно для себя вдруг сказал министр, —
смотри, Артюхов, если она вдруг погибнет или с ней что-нибудь случится, мы с
тобой слетим с таким треском, что потом нас и в дворники не возьмут.
— Понимаю.
— Ну-ну. Я и хотел, чтобы ты понял. До свидания.
— До свидания, — генерал положил трубку.
Министр встал. Вышел из-за стола, снял с вешалки свою
фуражку. Он приезжал на работу в форме, показывая пример своим подчиненным.
Надел фуражку и, обернувшись, посмотрел на свое пустое кресло. Стоял и смотрел
целую минуту.
А потом, кивнув пустому креслу, словно старому знакомому,
немного сутулясь, вышел из кабинета.
«Если девушку не найдут, они предложат мне уйти в отставку,
— подумал министр, знавший, как много у него врагов в правительстве. — Ну и
черт с ними, буду на пенсии рыбу ловить. Хоть это они у меня не отнимут».
Глава 24
Когда Стольников в десять часов вечера приехал навестить
раненого, там его уже ждал подполковник Цапов.
— Мы стали часто с тобой встречаться, ты не находишь? — без
тени улыбки спросил Стольников, проходя к палате. — Меня будут обыскивать?
— Пошли, — мрачно сказал Цапов, — не паясничай. Они вошли в
палату.
Увидев их, офицер вскочил.
— Ну что, капитан Ухов, — спросил его подполковник, — он
пришел в себя?
— Приходил, — коротко ответил офицер. — Все время спрашивал
какого-то Стольникова.
— Вот он пришел, — показал на Стольникова Цапов. — Может, мы
его разбудим?
— Пока врача нет — нельзя, — замялся капитан.
— Тогда зови своего врача, — разрешил Цапов, и офицер
выбежал из палаты.
— Он хотел с тобой поговорить, — показал на спящего Цапов, —
видимо, хочет спросить тебя насчет дочери.
— У вас есть какие-нибудь новости? — спросил Стольников.
— Нашли ювелира, у которого она провела эту ночь, — пожал
плечами подполковник, — но самой девушки нигде нет. За ней к ювелиру приехали
совсем другие люди.
— Жеребякинцы?
— Не знаю.
— Кто их послал?
— Этого я тебе сказать не могу. — Не хочешь или не можешь?
— И не хочу, и не могу.
— Что ж, откровенно, — кивнул Стольников.
В палату вошли врач и санитарка. За ними шел Ухов.
— Вы хотите его допросить? — изумленно спросил врач. — В
таком состоянии? Он ведь лежит в реанимации.
— Нет, конечно, — успокоил врача подполковник, — он сам
хотел спросить своего друга о дочери. Разбудите его, доктор, он будет очень
переживать, если не поговорит со своим другом.
Врач недоверчиво посмотрел на них, потом недовольно буркнул:
