Благодаря этому разговору Майя увидела свое негативное я: работа и дом вместо университета, куда она должна попасть. Она поняла, что такого будущего не хочет. «Слишком много усилий я приложила», – говорит она.
У нее получилось отодвинуть горе на задний план, чтобы воплотить свою мечту об университете Лиги Плюща. К счастью, многие университеты в то время принимали стандартные заявки, так что Майя могла одним камнем убить множество зайцев.
«Я делала все, что могла. Мы с мамой сели за стол, обсуждая стандартную заявку, и я попросила ее рассказать все, что она знает про эти университеты. Про некоторые из них я узнавала самостоятельно, но какое-то время я не занималась этим из-за всего, что произошло».
Однако отсутствие знаний о некоторых университетах было не единственной проблемой. «У нас не было денег. Мама сказала: “Просто отправь письмо”, так что мы составили письмо, в котором было указано, сколько получает моя мама и что я не могу позволить себе учебу там, а папа только что умер. “Я буду благодарна, если вы примете мою заявку – и снизите стоимость обучения”».
Все университеты, куда она подала заявки, снизили стоимость обучения, и Майя поступила во все, кроме Гарварда, где ее поместили в список ожидания и где впоследствии она продолжала обучение в магистратуре. В тот момент, когда Майя перешагнула порог одного из университетов, куда поступила – Дартмута, – она влюбилась и пошла именно туда, несмотря на то что ей пришлось отказаться от полной стипендии, предложенной в другом университете.
Джарелл в чужом мире
Джарелл Ли был умен и умел общаться с людьми – но это не делало проще его переход из школы в трущобах Кливленда в новую школу, в которой многие дети жили в роскошных поместьях в богатых районах. Каждый день ему словно приходилось преодолевать Великий каньон – в социальном плане.
Он чувствовал себя изгоем, причем не только в школе, но и в своем районе, где «ботаники» вроде него были легкой мишенью для хулиганов.
Когда ему было тринадцать лет, его впервые пригласили на вечеринку. В своем районе такой прилежный мальчик часто чувствовал себя не на своем месте, однако в этот день он выглядел так же модно, как остальные: в бандане и мешковатых штанах, которые, правда, спадали только до уровня бедер – ведь Элизабет Ли не допустила бы, чтобы у ее сына торчали трусы. Но как только он ушел с вечеринки в тот вечер, на него напала компания из шести или семи парней. Они повалили его на землю и начали пинать. К счастью, местный наркодилер вышел на крыльцо и несколько раз выстрелил в воздух, отпугивая компанию, чем, вероятно, спас жизнь Джареллу. На следующий день мальчик очнулся в больнице с сотрясением, опухшей головой и ссадинами по всему лбу. «Думаю, у меня был ушиб ребер, большой порез на пальце. Неделю я не ходил в школу, но, слава богу, шрамов у меня не осталось».
Вместо того чтобы позволить ему отсиживаться дома, читая и играя в видеоигры, его мама научила не бояться выходить на улицу. Так начался путь к обретению чувства принадлежности: не просто говорить и одеваться так, чтобы вписываться в обстановку, но и научиться заставлять людей принимать его таким, какой он есть.
К тому моменту, как Джарелл пошел в старшую школу, он уже положил глаз на Хоукен – элитную школу для подготовки к колледжу. Он хотел учиться в лучшей школе из доступных ему, и Хоукен была идеальным вариантом. Но так как сначала Джарелл не смог получить необходимую стипендию, он провел девятый класс в своей местной школе, где научился выживать, заводя дружбу с разными компаниями школьников. Только на следующий год он смог получить нужную стипендию и перевелся в Хоукен.
Однако Джарелл был одним из немногих чернокожих студентов в школе, более того, он был бедным. Там мальчик точно так же чувствовал себя не в своей тарелке. Но, к счастью, он уже знал, каково это – выделяться из толпы.
Многие социологи, например Дэвид Йегер из Техасского университета в Остине, изучали, как влияет подобное ощущение на людей. Исследовав учеников старшей школы и студентов, Йегер выяснил, что те, кто чувствовал себя изгоем, получали оценки хуже и чаще бросали учебу, чем ученики, которые обладали теми же навыками и талантами, но при этом чувствовали себя нормально. Однако те ученики, которые были готовы к подобному чувству и считали такое состояние нормальным, были способны с этим справиться. Словно человек, идущий навстречу ветру, не останавливает ветер, но и не позволяет ветру остановить себя.
Джарелл нашел еще один способ справиться: он отталкивал то, из-за чего его отвергали. Когда мальчик поступил в Хоукен и убедился, что сможет справиться с учебой, то почувствовал, что ему придется слишком сильно подстраиваться, и решил, что, может быть, школе тоже надо пойти ему навстречу. Он рассказывает: «Я тогда не мог это толком сформулировать, но помню, как в десятом классе в Хоукене мы читали “Алую букву”. И помню нашего учителя – его все жутко хвалили, постоянно говорили о том, какой он замечательный. А я сидел в кабинете и не мог понять, что в нем такого замечательного. Учитель начал читать монотонную лекцию о том, какая это отличная книга, потому что она наполнена трагедиями. Трагедия там, трагедия сям. Мы все читали книгу, и я совсем запутался. Поэтому поднял руку и сказал: “Извините, я не понимаю. Вы говорите, что это трагедия, но я не вижу в ней ничего трагичного”».
Учитель начал объяснять, но Джарелл его перебил: «Да, я знаю, у нее внебрачный ребенок. Такое случается каждый день. Это не трагедия».
В этом Джарелл был абсолютно уверен – ведь он сам так и появился на свет. Хотя он понимал, что драма была не в том, что незамужняя девушка родила от священника, а в том, что пуритане подвергли ее остракизму из-за этого, но ученик считал эту историю несовременной и не имеющей культурного значения. Джарелл сказал учителю: «Не понимаю, что замечательного в этой книге или в других произведениях, что мы читаем». «Тогда я не мог толком это сформулировать, но сейчас понимаю, что отрицал идеалы, созданные литературой. Там не было чернокожих или цветных авторов, не было авторов с моим опытом или авторов, которые писали бы хотя бы о чем-то подобном. Меня учили, что их опыт важнее моего. И когда я думаю о тех стандартах, по которым мы оцениваем людей, о стандартах, которые мы считаем важными, я задаюсь вопросом: “Чьи они? Кто считает их важными? Как они были установлены?”»
Сейчас Джарелл считает, что главным препятствием было его собственное мнение о том, что надо вписаться. «Вместо того чтобы вписываться, я хотел, чтобы они поняли меня. Теперь я знаю, что пытался сделать. Я пытался бороться с теми патриархальными культурными нормами, которые давно сформировались».
В школе он стал лидером, организовал «духовную неделю» и был координатором программ равноправия. Несмотря на это, Джарелл чувствовал себя так, словно никто не хочет понять, откуда он и что на самом деле думает.
Однажды, на третий год обучения в старшей школе, он выступил перед классом со словами, вызвавшими ажиотаж у аудитории, словами, которые он помнит даже спустя десять лет, не только из-за их формулировки, но из-за того, что случилось спустя несколько месяцев после этого.
