Командарм Эйхе посчитал, что для дальнейшей погони будет вполне достаточно одной 30-й стрелковой дивизии, еще три с кавалерийской бригадой расположились небольшими гарнизонами по огромной территории Сибири. А 26-я дивизия и наспех сформированная из местных партизан Семипалатинская группа красных войск должны были идти в Семиречье, чтобы изгнать оттуда отборную белогвардейскую дивизию атамана Анненкова и прорвавшихся из похода по Голодной Степи совершенно деморализованных оренбургских казаков Дутова.
Все шло великолепно, однако в Москве почему-то насторожились триумфальному шествию красных войск. Сам председатель Совета Народных Комиссаров Владимир Ильич Ленин выступил против быстрого продвижения к Байкалу, причем прямо указывал в своих телеграммах – «помните, что будет преступлением чрезмерно зарываться на восток». Видимо, вождь русской революции прекрасно понимал, чем может обернуться прямое столкновение с интервентами, главным образом с японскими войсками, что буквально наводнили Забайкалье, поддерживая там режим атамана Семенова. Да и чехословацкий корпус из трех полнокровных дивизий оставался отнюдь не шуточной угрозой – все помнили чехов по боям на Волге, и относились к ним с нескрываемой опаской.
Молодой командарм и еще более молодые латыши, его соотечественники, командиры трех ударных дивизий – Нейман, Путна и Лапиньш - решили продвигаться вперед, проигнорировав прямой ленинский запрет. Поначалу все складывалось великолепно – Польская дивизия сложила оружие под Клюквенной. Следом за ней капитулировали сербы, затем получили хорошую трепку румыны. Однако две недели назад наступление изрядно замедлилось. В дело вступили чехи, одной своей бригадой поддержав порядком побитых «мамалыжников». Интервенты ожесточенно огрызались, отступали в полном порядке, хотя оставляли на станциях эшелоны, набитые под самые крыши награбленным русским добром. Затянувшиеся бои дали возможность каппелевцам окончательно оторваться от преследования. И теперь уже не отступать, а наступать на Иркутск, где власть еще была в руках у эсеровского Политцентра, который поддерживало командование чехословацким корпусом – вот такая гримаса судьбы, которая порой делала даже врага ненадежным союзником среди зеленого моря бескрайней сибирской тайги.
Приятной неожиданностью стало прибытие в Томск делегации из Иркутска, во главе с меньшевиком Ахматовым. В ее составе был и представитель Иркутского губкома РКП(б) Краснощеков (Тобельсон). Все складывалось просто чудесно, переговорами удалось достигнуть главного - объявляется создание «буфера» - «демократического» псевдо-государства с границей по Оке, чехи спокойно отходят, не помогая белым, а взамен большевикам передается весь золотой запас Российской империи, они вольны делать с бывшим «Верховным правителем» Колчаком все, что только вздумается. Но уже сложившиеся договоренности тут же порядочно испортили иркутские товарищи. Прямо-таки горевшие нетерпением, больше похожим на зуд чесоточного больного, поскорее установить во всем Прибайкалье подлинную советскую власть. В первую очередь председатель местного ВРК Ширямов, который категорически отвергал саму идею создания «буфера», и был преисполнен надеждой - разбить каппелевцев собственными силами при активном участии в том сибирской партизанщины.
- Глупец! Погубить такое дело… Упрямый осел!
Смирнов не сдержал эмоции и выругался от души, поминая лидера иркутских большевиков отборными матами. И сам совершил страшную ошибку, что жестко не осадил Ширямова, хотя имел на то право и возможности. Просто эйфория от побед вскружила всем головы, и он разрешил создать ВРК и отобрать власть у Политцентра. Эсеры сразу же уступили первенство, стоило на них надавить – но только сейчас Смирнов понял, какую чудовищную для дела советской власти в Восточной Сибири ошибку они все совершили. Да и командарму Эйхе придется отвечать по всей строгости перед РВС республики и лично товарищем Троцким, что послал на верную погибель 30-ю стрелковую дивизию Лапиньша.
Каппелевцы взяли штурмом Иркутск, освободили из узилища адмирала Колчака, которого этот глупец Ширямов, сам угодивший в тюремную камеру, не успел даже расстрелять, согласно категорическому приказу Ленина. И все это при активной поддержке чехов, которым, видимо, сильно не понравилось насильственное отстранение от власти эсеровского Политцентра, их любимых креатур, и захват дивизией Лапиньша в Нижнеудинске двух десятков эшелонов интервентов с уничтожением одного из чехословацких бронепоездов. Мнимая скорая победа большевиков оказалась на самом деле «пирровой» – теперь все то золото, многие тонны презренного металла, что должны уже находиться в распоряжении молодой советской республики, целиком попало в руки белогвардейцев. А если враг им толково распорядится и закупит все необходимое для продолжения войны, то надолго, и счет идет не на месяцы, затянет борьбу на востоке.
- На год, не меньше, а то и на два-три! И все из-за нетерпения одного идиота! А нам всем скоро придется отвечать перед партией за его ошибки! Глупец… хотя… А может быть Ширямов обыкновенный предатель и теперь просто морочит нам голову своими рассказами?! Надо бы его побыстрее обменять на плененных генералов и поговорить с ним конкретно… чисто по-товарищески! Тут не может не быть какой-то подоплеки!
Утром пришла вне всякой очереди телеграмма из Тайшета от командира кавалерийского полка 30-й стрелковой дивизии Рокоссовского. Который сообщил, что под Куйтуном белые и чехи перешли в мощное контрнаступление. Сумели полностью окружить и уничтожить почти целиком две бригады 30-й стрелковой дивизии и теперь рвутся на запад при поддержке трех бронепоездов, а значит и чехов. Сам комполка с уцелевшими бойцами, которых осталось меньше тысячи, уходит за взорванный мост через Бирюсу, но удержать противника не сможет, слишком неравны силы – третья бригада дивизии обескровлена в бою, опрокинута и рассеяна по тайге.
На Красноярск наступают не менее двадцати тысяч белых, сведенных в две полнокровные дивизии. Вроде как Иркутскую и Омскую, но возможно их и больше, там присутствует многочисленная казачья конница. Причем каппелевцы наступают при полной поддержке чешской 3-й дивизии и, как минимум, одного полнокровного полка японцев, двигающихся во втором эшелоне для наращивания удара в глубину.
Известие оглушило Смирнова и командарма Эйхе – защитить Красноярск было нечем. Перевезти по железной дороге 35-ю дивизию из Мариинска невозможно – перегон забит брошенными колчаковцами эшелонами и замороженными паровозами. Полки, конечно, пойдут пешком и на санях, разрозненно, а белые получат прекрасную возможность бить их по частям. Они хорошо знали реалии текущей гражданской войны – теперь будет тоже самое, но только наоборот, и отступать придется уже красным войскам от воодушевившихся громкими победами врага. А сил у большевиков в Сибири мало, мобилизация ничего серьезного пока не дает, а многие из партизан уже открыто выражают недовольство установившейся здесь советской властью, которую открыто называют «ненастоящей».
Затем телеграф начал передачу от Иркутска – линия связи продолжала работать, несмотря на войну, ее старались не портить обе враждующие стороны. Причем на конце провода был сам Ширямов, личность которого быстро установил Краснощеков, задав тому сразу же парочку ключевых вопросов. Бывший председатель ВРК ошеломил их известием о создании «коалиционного демократического Временного Сибирского правительства» из всех партий, кроме большевицкой. Затем передал связь главнокомандующему и правителю ДВР генералу Каппелю, который с ходу выдвинул ряд жестких условий приостановки боевых действий, причем напрямую не угрожал, а такой тон еще больше обеспокоил Смирнова и Эйхе.
