И я как бы рассмеялась и сказала: «Мне восемнадцать лет. Я студентка. Я живу с мамой. Я ни с кем никуда не хожу». Возможно, это прозвучало легкомысленно, не знаю. А если серьезно, это было просто безумие. И тогда он заплакал, а Тоби начал скулить, потому что он всегда скулит, когда люди плачут, и это рассмешило меня, потому что, блин, когда взрослый мужик плачет, а сенбернар скулит — это смешно. А потом он посмотрел на меня взглядом, который говорил «Заткнись», и набросился на меня с поцелуями, грубо и отчаянно. И я просто впала в транс. Я не могу этого объяснить. Я впала в транс и просто совершала движения. Просто совершала движения, как запрограммированная кукла.
Я просто подумала: ладно, пусть это произойдет. Просто позволь этому случиться. Думаю, что в некотором смысле я не давала этому стать изнасилованием, потому что, будь это настоящее изнасилование, я бы этого не пережила. Так что я мысленно превратила это в секс. А потом… — Она умолкает и переводит дыхание. Таллула слышит, как в ее горле застревают слезы. — После этого он испуганно посмотрел на меня и сказал: «Я пойду». Я лишь кивнула, и он ушел, и я могла сказать, что он и вправду был напуган, потому что то, что мы только что сделали, эта странная вещь, она была в серой зоне, ну, ты понимаешь, такой двусмысленной, и невозможно было понять, где тут было согласие или было ли оно вообще. И он это знал, и я это знала, но никто из нас этого не признал вслух. А потом он ушел. И больше я его никогда не видела.
Таллула не знает, что сказать.
— Боже, это ужасно. Как ты себя чувствуешь?
Скарлетт перемешивает горячий шоколад и пожимает плечами.
— Не знаю. Я чувствовала себя омерзительно… избитой, истерзанной. Я не знала, кто я и что я. Я все думала, что проснусь на следующее утро и буду чувствовать себя нормально, но этого не случилось. Я не могла рассказать матери. Я не могла рассказать никому. Однажды я не выдержала, я подумала, что у меня нервный срыв, и я позвонила Лиаму, умоляла его приехать. Я хотела рассказать ему все. Но потом он приехал, и все, что я хотела, это просто забраться к нему на руки, прижаться к нему, чтобы он меня качал, как ребенка. Но стоило мне закрыть глаза, как я чувствовала, как рука Гая зажимает мне рот. Я чувствовала его на себе. Каждый раз, когда я смотрела на Тоби, я думала: ты там. Ты был свидетелем. Что ты видел? Что ты думал? Он меня изнасиловал? Я жертва? Или я шлюха?..
Скарлетт вытирает слезы тыльной стороной ладони. Она вздыхает, роняет чайную ложку, берет горячий шоколад и пьет. Таллула кладет руку ей на плечо.
— Это похоже на кошмар, — говорит она.
Скарлетт кивает в знак согласия.
— Да, — отвечает она. — Да. Именно. Точно. Лес, сумерки. То, как он внезапно напал на меня. То, как потом исчез. О нем никто больше не говорил. Я ни разу не слышала, чтобы кто-то упомянул его имя. Как будто его никогда не существовало. Как будто он был просто плодом моего воображения. Это было скорее похоже на тревожный сон, какой потом преследует вас в течение нескольких дней, и я была подавлена, полностью подавлена, как вдруг спустя несколько недель в воскресенье утром раздался звонок в дверь и там была ты. Таллула из автобуса, которая пришла, чтобы спасти меня.
Она умолкает, и Таллула с любопытством смотрит на нее. Почему-то ей кажется, что Скарлетт недоговаривает, как будто еще не закончила изливать душу.
— И это все?
Скарлетт энергично кивает.
— Да, — говорит она. — И это все.
Когда Таллула выходит из паба, уже почти половина пятого. Она чувствует себя разбитой и подавленной. Она быстро смотрит на свой телефон, чтобы убедиться, что никто не пытался до нее дозвониться, кладет его в карман джинсов и отправляется к другому концу широкого деревенского луга. Шагая через него, она бросает взгляд в сторону «Mейпол-Хауса». Где-то там, размышляет она, Хасинта Крофт, женщина, с чьим мужем у Скарлетт прошлым летом был грязный роман. Где-то там — Лиам Бейли, парень, которому Скарлетт изменяла с мужем директрисы школы.
И вот она, Таллула Мюррей, местная мама-подросток, у которой ее первый лесби-роман, а там — она бросает взгляд на свой дом — парень по имени Зак Аллистер, отец ее ребенка. А где-то там ее собственный отец, который любит свою мать больше, чем жену и детей, а вон там — она смотрит на ведущую из деревни дорогу — Мэгс и Саймон Аллистер, родители пятерых детей, ни одного из которых они не любят по-настоящему. А там, за деревней, лес: темный мир, где Скарлетт, возможно, изнасиловал, а может и нет, мужчина, который годится ей в отцы. И нигде никаких ответов, никаких ясных путей. Единственное, думает она, шагая, единственное, что ясно, ясно и просто, — это Ной.
Приближаясь к дому, она ускоряет шаг, ей не терпится поскорее взять его на руки. Спеша к тупику, она слышит знакомый грохот автобуса, подъезжающего к остановке рядом с «Мейпол-Хаусом». Двери с шипением открываются, и она видит, как из автобуса выходит знакомая фигура и поворачивает налево. Это Зак. Он возвращается с работы позже обычного. Она думала, что он уже вернулся. Это объясняет, почему она не получала от него сообщений или пропущенных звонков. Она ускоряет шаг и догоняет его. Когда он поворачивается и смотрит на нее, его лицо слегка искажается, и она видит, как он что-то быстро засовывает в карман пиджака, какой-то небольшой пакет. Она делает вид, что не заметила, и с улыбкой шагает к нему. Похоже, он слишком взволнован тем, что она почти застукала его за чем-то подозрительным, и даже не замечает, что она возвращается домой поздно и не с того направления.
— Ты опоздал, — говорит она.
— Это да. После работы ездил в город. Нужно было купить новое зарядное устройство для телефона.
Прежде чем перейти дорогу, они останавливаются, чтобы пропустить машину. Это Керрианна Маллиган, сестра-хозяйка из «Мейпол-Хауса». Она знает всех, и все знают ее. Она поднимает руку и машет им из окна. Они машут в ответ. Когда они входят в дом, Зак снимает куртку, вешает ее на крючок и идет прямо в гостиную, и Таллула слышит, как он воркует с Ноем.
Она быстро засовывает руку в карман куртки Зака и вытаскивает пакет. Это темно-зеленый пластиковый пакет с надписью «Мейсон и сын. Ювелирные изделия». Она заглядывает внутрь и видит небольшую черную коробочку с тем же логотипом, напечатанным золотом. Она собирается открыть коробочку, когда чувствует, что в коридор кто-то вышел. Она запихивает пакет обратно в карман и поднимает глаза. Это ее мать.
— Все в порядке, детка? Ты припозднилась.
Таллула заставляет себя улыбнуться.
— Все в порядке, — говорит она. — Экзамен начался поздно и слегка затянулся. — Она снова улыбается, отодвигается от куртки Зака — та теперь как будто излучает радиоактивные частицы, которые могут испепелить ее плоть, — и направляется в гостиную, где Ной сидит в руках Зака и Зак целует его пальчики и дует ему в ладошку. И хотя она не открывала коробку, она знает, что в ней, и на мгновение ей кажется, что она не может дышать, как будто кто-то сидит у нее на груди, потому что она знает, что это значит, знает, что Зак никогда не уйдет от нее, что он просто притворяется, будто строит планы уйти. Она понимает, что он играет с ней в игру, что он нарочно старается не ссориться с ней, удерживает ее рядом, выжидая своего часа.
