Шагая рядом с ним, Джулианна трепетала.
«Как все похоже сегодня, и все-таки какая огромная разница», — думала она.
В первый свой визит в этот дом она чувствовала себя очень скованно. Внутри у нее все переворачивалось от волнения, и только преданность семье вынуждала ее оставаться верной своему обещанию.
Но сегодня не было ни страха, ни сомнения. Они вместе вошли в гостиную, в воздухе которой витали сладкие и пряные ароматы.
Джулианна втянула ноздрями воздух и улыбнулась. Горячее вино с пряностями.
Рейф очень заботлив, подумала она, заметив небольшой медный кувшин, стоявший на решетке камина, чтобы его содержимое не остыло. Рядом стояли два изящных резных серебряных кубка, так и дожидавшихся, чтобы их наполнили. Кинув взгляд в сторону спальни, она увидела, что и там все подготовлено: уютно горит огонь, одеяло и простыни на кровати отогнуты.
«Боже милостивый, я его хочу!» Впервые в жизни она ждала, когда сможет лечь в постель с мужчиной, по-настоящему хотела всех тех интимных вещей, которые он будет с ней, вытворять, которые они будут делать друг с другом — в постели, средь бела дня!
От этой мысли у нее закружилась голова.
— Как прошло твое утро? — любезно поинтересовался Рейф, отпуская ее руку.
«Мое утро?» Зачем он спрашивает о таких скучных вещах, когда можно затащить ее в спальню и бросить на кровать? Может, думает, что ей опять нужно помочь расслабиться? В конце концов, это всего лишь вторая их встреча.
Он подошел к камину.
— Утро прошло чудесно, — ответила она, глядя, как Рейф наливает вино в кубок. — Я занималась обычными делами.
— Какими же?
— О, ничего особенного. Завтрак и утренние рутины. Сегодня, к примеру, я встречалась с экономкой, чтобы посмотреть меню на неделю и поговорить о делах прислуги. И немного рукодельничала.
Он протянул ей кубок.
— Вышивала, надо полагать?
— Да. Я вышиваю в подарок носовые платки. — Джулианна взяла кубок. Его мягкое тепло приятно согревало замерзшие пальцы. Она поднесла кубок ко рту и сделала глоток, наслаждаясь контрастом вкуса — сладко, но терпко, крепко, но мягко.
Рейф взял кубок у нее из рук.
— Иди сюда.
У Джулианны перехватило дыхание. «Он в самом деле хочет, чтобы я села к нему на колени?»
Рейф снова поманил ее и протянул руку. Джулианна долго смотрела на нее — сильная мужская ладонь, длинные изящные пальцы, умеющие доставить такое изысканное наслаждение.
Чувствуя, что коленки вот-вот подогнутся, она торопливо шагнула к нему и позволила усадить себя на колени. Он обхватил ее за бедра и подтянул поближе.
— Это даже лучше, чем я думал, — негромко пробормотал Рейф.
Значит, он уже давно хотел это сделать? От этой мысли соски напряглись, упершись в ткань лифа, и Джулианна поняла, что ей это нравится. Нравится и его несомненное возбуждение — мужское естество дерзко упиралось в ее бедро, но Рейфа это, похоже, ничуть не смущало.
Он погладил ее по спине, и от этой ласки где-то глубоко внутри возникло томление.
— Ну, а что изображено на твоих носовых платках? — полюбопытствовал он. — Может быть, цветы?
— Вообще-то я вышиваю монограммы для моего брата. У него скоро день рождения. Мне кажется, мужчине всегда требуются носовые платки.
— Очень верно. Самый подходящий подарок, тем более сделанный своими руками. — Рейф наклонился и прижался губами к ее шее. Пальцы его скользнули вверх и начали расстегивать пуговки на платье.
Ресницы Джулианны затрепетали.
— А какой цвет ты выбрала? — Еще одна пуговка выскочила из петли.
— Синий, — выдохнула она. — Он нравится брату.
Он погладил ей шею сзади, потом проложил дорожку из поцелуев от шеи к уху, прихватил ушную мочку зубами и легонько прикусил.
Джулианну словно всю охватило пламенем — до кончиков пальцев на ногах. Она выгнулась и почувствовала, что его естество сделалось еще тверже.
— А какой цвет предпочитаешь ты сама? — пробормотал он ей в ухо. — Какой у тебя любимый?
Расстегнутый лиф провис, бархатные рукава собрались у локтей.
— Я… люблю п-пурпурный. Пурпурный, да.
— Страстный царственный цвет. Одобряю. Как-нибудь ты должна прийти ко мне в пурпурном платье. В нем ты будешь ослепительна.
Его пальцы быстро и ловко двигались по шнуровке корсета.
— А любимое блюдо? Есть что-нибудь, против чего ты просто не в силах устоять?
Голова у нее кружилась от попытки следить за нитью разговора, а тело захлестывали примитивные желания.
— О, я… не знаю. Я много чего люблю.
— Выбери что-нибудь одно.
Видимо, корсет расшнурован, потому что вдруг перестал давить на тело. Джулианна отчаянно пыталась вспомнить.
— Шоколад. Я люблю шоколад. И часто пью го-горячий …шоколад… на завтрак.
Он начал целовать ее вдоль ключицы. Очень обольстительно.
— Мог бы и сам догадаться.
— О чем?
— Что ты любишь горячий. Горячий, исходящий паром, густой.
Что-то внутри у нее содрогнулось.
Закончив расшнуровывать корсет, Рейф снял его и бросил на пол. Груди прижались к сорочке, соски так сильно напряглись, что их было видно сквозь шелк. Джулианна задрожала — теперь между ее обнаженной плотью и его голыми руками оставалась только тонкая ткань. Достаточно потянуть за белую шелковую ленту.
Она ждала, словно охваченная огнем, и прерывисто дышала.
— А книги?
— Прошу прощения?
— Книги. Каких авторов ты любишь читать? Или, как большинство дам, предпочитаешь листать «Ла бель ассамблее?»
[1]
Джулианна свела брови. «Я уже ничего не соображаю, а он хочет узнать что-то про книги и их авторов?»
Досадливо заерзав на его коленях, она пыталась сохранить остатки рассудка.
— Я… люблю читать книги и… модные журналы тоже. Но в чем дело? Почему ты спрашиваешь?
Он замер. Взгляды их встретились, и его зеленые глаза горели такой напряженной и легко читаемой страстью, что Джулианна поняла — Рейф сдерживается с большим трудом.
— Потому что хочу узнать тебя получше.
— Но зачем? У нас соглашение временное. Какое тебе дело до того, какая я вне постели, если ты все равно меня уже получил?
Между прочим, чистая, правда. Если учесть их договор и ее неприкрытое желание, Рейф мог бы вообще не говорить ни слова. Достаточно уложить ее на кровать — и вперед.
