Она возмущенно выпрямилась.
— Полагаю, что моей репутации не повредит невинная утренняя поездка в открытом экипаже с порядочным джентльменом. А что до моего благополучия, то я добралась до дома в полном здравии, как вы можете прекрасно видеть.
— Но могло быть и по-другому! — не отступался он.
В этот момент в коридор из-за угла вышла горничная со стопкой чистого постельного белья в руках. Остановившись, она сделала книксен и исчезла так же быстро, как появилась. Чтобы избежать новых помех или подслушивания, Тони осмотрелся и втащил Габриэлу в ближайшую комнату, которая оказалась библиотекой. Он плотно закрыл за ними дверь.
— Как я говорил, — начал он, — Карлоу мог завезти тебя куда угодно, если бы захотел.
Она презрительно фыркнула:
— То же самое можно сказать о любом джентльмене, который приглашал меня прокатиться в экипаже или пойти на прогулку. Все они ничем не отличаются от Карлоу.
— Если не считать того, что на этот раз Джулианна не сидела дома, дожидаясь твоего возвращения.
— Мой спутник вел себя вполне благопристойно.
— Но ведь он собирался войти в дом, не так ли? Как ты можешь быть уверена, что он не воспользовался бы тем, что ты оказалась одна?
Габриэла покачала головой:
— Он бы этого не стал делать. И разрешите мне сказать, что вы очень недоверчивый человек, ваша светлость.
— Вовсе нет. Просто опытный. Почему, по-твоему, молодых незамужних леди никогда не оставляют с мужчинами наедине?
Она немного помолчала, обдумывая его вопрос.
— Даже если вы правы относительно лорда Карлоу, мне ничто не могло угрожать. Ведь здесь есть слуги, которые бы пришли мне на помощь.
— Так ты считаешь, что они бы тебя защитили?
— Я в этом не сомневаюсь, — решительно заявила она, скрещивая руки на груди.
— Возможно — если бы они тебя услышали. Но к этому моменту беда уже могла случиться.
— Вы говорите нелепицу, и весь этот разговор совершенно ни к чему. А теперь прошу вас, меня пропустить, чтобы я могла пойти к себе в комнату и переодеться.
Вместо этого он подошел ближе, загораживая ей путь.
— Постой. Сначала я добьюсь, чтобы ты поняла, что надо проявлять осторожность.
Не дав ей даже вздохнуть, он начал целовать ее, впившись в ее губы с яростной, неумолимой страстью, которая была почти зверской. Он сказал себе, что преподает ей полезный урок — урок, который он прервет через несколько мгновений: как только заставит ее убедиться в своей правоте. Однако стоило ему припасть к ее губам, как он понял, что совершил ужасную ошибку. Ему каким-то образом удалось убедить себя в том, что его воспоминания об их предыдущих поцелуях были неверными, что на самом деле ее губы не могли быть такими сладкими и призывными, как ему кажется, что он просто придумал, каким наслаждением было к ней прикасаться.
Но он не только ошибся в своих умозаключениях: его подвела и память, притупившаяся из-за времени и расстояния и, возможно, из-за его решимости забыть обо всем. Ее прикосновение обрушилось на него словно мощный удар — и волна желания заставила его тело жарко напрячься. Он застонал и крепче обнял ее.
«Боже правый, — подумал он, — она нежная, аппетитная и сочная, словно свежий персик!» И она неудержимо влекла его — такая мягкая, что ему мучительно хотелось завалить ее на пол, задрать ей юбки и ласкать ее нагую кожу… а потом погрузиться в нее. И он подозревал, что это будет именно так.
Он попытался успокоиться и строго приказал себе отпустить ее — немедленно! Но пока он собирался с силами, чтобы это сделать, какой-то бесенок подбивал его на то, чтобы он немного подождал: еще только одно прикосновение, еще один поцелуй — и он от нее отстранится. Наклонив голову, он заставил ее губы раскрыться и проник глубже. Какая-то часть его сознания надеялась на то, что девушка будет сопротивляться, отталкивать его или колотить кулачками, стремясь положить конец такому безумию.
Вместо этого руки Габриэлы обвились вокруг его шеи — и она ответила на его поцелуй. Ее язычок стремительно выдвинулся и стал водить по его языку, словно она наслаждалась сахарным леденцом. Он содрогнулся, и его поцелуй стал еще крепче и настойчивее. Он был полностью захвачен той страстной дуэлью, которую они теперь вели. У нее из горла вырвался глухой стон — и этот звук заставил его задрожать. Ответно застонав, он полностью отдался ошеломляюще острым чувствам.
Продолжая жадно ее целовать, Тони обхватил руками ее груди. Стон запульсировал у него в горле, когда она сильнее подалась навстречу, инстинктивно прижимаясь к нему именно там, где ему было нужно. Подушечками больших пальцев он стал медленно описывать круги, заставляя ее соски превратиться в затвердевшие бутоны.
Однако прикосновений сквозь ткань платья было мало. Потянувшись к пуговичкам, он расстегнул его, чтобы спустить лиф и корсет вниз и освободить чудесные полушария. Теперь ему отчаянно захотелось полюбоваться ими, так что он прервал поцелуй и опустил взгляд… Открывшаяся его глазам картина заставила его проникнуться желанием — острым до боли. Ее прелестные груди, пышные и тугие, были достойны богини — теплого цвета сливок, с милыми розовыми сосками…
Ее глаза опустились, следуя за его взглядом, — и по ее телу пробежала мощная дрожь. Он увидел, как расширились ее глаза. Интересно, она тоже заметила, насколько более смуглыми были его руки, обхватившие ее нежную девичью плоть. Габриэла судорожно вздохнула, когда он начал ее ласкать: его прикосновения были рассчитаны на то, чтобы давать наслаждение — и при этом раздразнивать. Бережно зажав ее сосок двумя пальцами, он с торжеством увидел, как ее глаза закрываются, а голова откидывается назад, упираясь макушкой в книги у нее за спиной.
Внезапно ему захотелось большего. Наклонившись, он захватил губами один сосок, страстно и умело лаская его языком. Здесь ее кожа была еще слаще, напоминая по вкусу солнечный свет и цветы — поистине райский букет. Он стал целовать ее крепче, продолжая ласкать вторую грудь рукой, но что-то не давало ему покоя… В этом букете вкуса и аромата было нечто мешающее ему.
«Апельсины! — понял он. — Да, совершенно верно. У нее вкус и запах апельсинов. Она ведь залила этим соком все платье… Боже правый!»
Он стремительно выпрямился и отстранился, так что Габриэла даже пошатнулась.
«О чем, к дьяволу, я думаю?» — вопросил он.
Если бы не апельсиновый сок, просочившийся сквозь ее одежду до кожи, он вскоре уже уложил бы ее на пол и овладел ею! Он совершенно забыл, что сюда могли войти.
При этой мысли кровь отхлынула у него от лица. Не теряя ни секунды, он потянул вверх ее корсет и лиф, поспешно начиная застегивать и приводить в порядок ее одежду.
— Ну вот, ты готова, — объявил он через минуту, застегивая последнюю пуговичку и стараясь окончательно взять себя в руки.
— Готова к чему? — прошептала Габриэла разочарованно.
