Допив виски, морщусь и утыкаюсь носом в тыльную сторону ладони. Тошнит. Не столько от горького пойла, сколько от мерзкого поступка мужа.
Вытащив из сисек салфетку, разворачиваю и отстраненно смотрю на ряд цифр. Наверное, мне и правда пригодится помощь Мадлен. Взяв телефон, заношу ее номер в список контактов и глубоко вздыхаю. Не так я представляла себе семейную жизнь, выходя замуж. Не так описывал мне Ден обратную сторону своего пристрастия. А мама всегда знала, что он скользкий тип. Следовало ее послушать…
Поставив пустую бутылочку на холодильник, наклоняюсь, чтобы снять туфли, и в этот момент за моей спиной хлопает дверь. Резко поднявшись и взмахнув крупными кольцами волос, оборачиваюсь на вошедшего в спальню самца.
С этой секунды он мой господин на семь долгих ночей.
Глава 3
Все обилие необузданных эмоций, переполняемых мое молодое малоискушенное восприятие мира, обедняется до одной — презрение. К этому животному, к мужу, к себе. Холодность его глаз цвета темного оливка без малейшего намека на вежливость замораживает меня так, что я чувствую, как трещит иней, опутывающий мои вены.
Он обводит меня абсолютно невозмутимым взглядом, медленно снимая куртку. Демонстрирует мощные бицепсы, которыми в другой ситуации я бы полюбовалась. Он из тех, кого я называю — мужчина-витрина. Магазинный экспонат. Завлекающий прием. Вовсе не из категории шлифующих себя ради блестящей обертки. Скорее парень, умело пользующийся тем, что подарила природа. Обходится посещением барбершопа раз в три недели, где ему подправляют шевелюру и щетину, зато каждый вечер торчит в тренажерке, а по утрам пьет отвратительный смузи для мужской силы.
Люди для него нечто непостоянное. Не дороже вещи. У него нет друзей, тем более нет постоянной девушки. Он использует партнеров себе в угоду и трахает все, что понравится. Сегодня ему понравилась я.
Комната живо наполняется его горячей энергией — терпким запахом крепкого тела, алкоголя, сигарет и хорошего парфюма. В нем раскрывается сила — всепоглощающая, демоническая.
Сверкнув глазами, бросает куртку на пол и расстегивает ремень, позвякивая пряжкой.
— Вы не можете вот так просто взять меня, — твержу я, моментально отрезвев от выпитого виски.
— Раздевайся, — отвечает он утробным голосом.
В его тоне нет ни капли надежды на послабление. Только нездоровая заинтересованность мной, как в штучном товаре. Голос вибрирует хрипотцой, от которой по позвоночнику ползет мороз. Этот зверь не знает пощады и отказа. Отголоски воспитания это или детская травма, не имеет значения. Факт остается фактом: на ближайшие семь ночей я — его личная подстилка.
Глаза как лук, а взгляд как стрелы. Они вихрем простреливают меня снова и снова, пока я лихорадочно обдумываю, что сказать в свою защиту.
— Платон… — обращаюсь к нему по имени, лишь на долю секунды поймав его смятение. — Мы же можем как-то иначе урегулировать вопрос долга?
— Снимай платье, или я порву его в клочья.
— Послушайте…
Он бросается на меня быстрее молнии. Заваливает на кровать и придавливает своим тяжелым телом. И только глядя, как наливаются кровью его глаза, как на лице играют желваки, как раздуваются ноздри от обжигающего дыхания, я перестаю врать самой себе. Мне не избежать этой участи. Остается смириться и повиноваться. Забыть, что я дала клятву верности законному мужу. Плюнуть на самоуважение. Втоптать себя в грязь. Хотя я не уверена, что наутро смогу смотреть на себя в зеркало…
Богатырев приводит в исполнение свою угрозу. Ткань платья трещит, опаляя мою кожу тугими швами шелковых нитей. Оно бесформенной тряпкой летит на пол, а вслед за ним и комочек содранных с меня трусиков.
Меня душат слезы. В горле застревает горький ком. Не в силах смотреть на своего мучителя, я закрываю глаза и поджимаю губы. Ударить бы его, пнуть, расцарапать. Но тогда я обреку нас с Деном на серьезные проблемы, по сравнению с которыми мое изнасилование этим монстром — цветочки.
Слух режет шелест фольги. Натянув презерватив на член, Богатырев переворачивает меня на живот, ставит на колени и звучно плюет на ладонь. Грубо смазывает мою гладкую, но сухую промежность и вторгается в меня без всякого предупреждения. Выбивает из меня крик, заведя сердце, забившееся испуганной птичкой в клетке ребер. Либо он слишком большой для меня, либо я настолько его не хочу, что все мое нутро скукожилось максимально тесно.
Богатырев глухо хрипит, вталкиваясь в меня все глубже и глубже, а я обеими руками мну подушку, ногтями разрывая наволочку. Это не секс, это пытка. Я чувствую, как теряю собственное «я», будто сорванный цветок, брошенный на солнцепеке. Сгораю под натиском пожирающего меня пожара. Пламя кровожадно слизывает кожу, проникает в мышцы, кипятит кровь, испепеляет кости. От меня остается горстка пепла, а этот ублюдок с превеликим удовольствием трахает его, раздалбливая под свой размерчик.
Толчками расшатывает заскрипевшую под весом наших тел кровать и мои нервы. Я рыдаю, тихо попискивая и проклиная себя за беспомощность. Абстрагироваться не получается. Богатырев лишь увеличивает темп, игнорируя мои чувства. Они в его глазах ничего не стоят. Как и я — красивая безделушка, готовая дать каждому, спасая шкуру своего мужа.
Моя мука кажется бесконечной. Глотая слезы, молюсь, чтобы все поскорее закончилось, но Богатырев оказывается куда продолжительнее Дена. Растянув меня до возможности входить без препятствий, он хватает меня за шею и задирает, спиной прижав к своей груди. Она как кипяток. И влажная настолько, что майка пропиталась и прилипла к источающей головокружительный запах коже.
Его ладонь добирает до моей груди и сминает ее, вырывая из меня крик. Это больно. Очень больно. Перед глазами вспыхивают алые круги. Расплываются словно пятна крови. Тело постепенно немеет, теряет свою тяжесть, а вскоре обретает стянутость, и я ненавижу себя еще больше, потому что чувствую, что ему приятно, оно готово принимать этого чужака и жаждет оргазма. Умом я сопротивляюсь, но разбуженные животные инстинкты направляют меня навстречу зверю.
Захрипев мне в ухо, он вонзается в меня так глубоко, что меня сотрясает. Замирает на секунду, протяжно выдохнув, и делает еще несколько коротких толчков.
Я лопатками чувствую биение его сердца — бешеное, рваное. Слизываю с губ соленую слезу и открываю глаза.
Все двоится, теряет очертания. Страх, виски, брезгливость и отвратительное чувство дешевого кайфа создали греховную смесь грязного удовольствия. И я не уверена, что с этой минуты секс в моей жизни будет доставлять мне былое наслаждение.
Покинув меня, Богатырев слезает с кровати, стягивает презерватив и шуршаще одевается. Я не смотрю на него. Не на что смотреть.
Опускаюсь на постель и закутываюсь в покрывало. Меня знобит. Хочется выпить еще, покурить, забыться. Просто уснуть. И не проснуться.
— Я заеду за тобой завтра в десять, — предупреждает он, надевая куртку.
