Давайте не будем забывать: объект рассматриваемых нами экспериментов — живой человек, наблюдатель — такой же человек. Экспериментатор и испытуемый в ходе эксперимента вовсе не находятся в вакууме, а постоянно взаимодействуют друг с другом. Именно поэтому в любом эксперименте, опыте или наблюдении необходимо делать поправку на вышесказанное. Ключевым моментом будет то, нравится ли гипотеза, исследуемая в эксперименте, или нет. Если гипотеза экспериментатору нравится, он будет ожидать ее подтверждения, если не нравится — то совсем иного результата. Имея внутренние предубеждения и мощную мотивацию — желание достичь определенного результата, мы даже бессознательно можем влиять на поведение людей, за которыми наблюдаем. Если у экспериментатора в голове итоговая цель, он будет вести себя с испытуемыми так, чтобы изменить их поведение, и в конечном счете может добиться того, что оно станет соответствовать его ожиданиям
[195].
Давайте посмотрим на исторические примеры, в которых фигурировало это когнитивное искажение. Классической иллюстрацией служит случай с Умным Гансом — конем, которому задавались арифметические задачки на сложение, вычитание и умножение, а он бил копытом определенное число раз, давая верные ответы
[196]. К Гансу был невероятный интерес со стороны общественности. О нем как о настоящем чуде даже писали в The New York Times
[197]. Однако в 1907 году немецкий психолог Оскар Пфунгст обнаружил
[198], что на самом деле Ганс реагировал на почти неуловимые, а главное, непреднамеренные визуальные подсказки своего хозяина или задающего вопрос человека — например, на такие, как еле заметное кивание головой, осанка, выражение лица. Пфунгст пришел к такому выводу после экспериментов, которые показали, что, когда конь не видел хозяина или вопрошающего, он никогда не отвечал правильно. Когда спрашивающий был рядом и знал ответ на поставленный вопрос, Ганс отвечал чаще всего правильно, а вот если ответа этот человек не знал — животное почти всегда ошибалось. Это не было мошенничеством или введением в заблуждение, просто конь наблюдал за реакцией вопрошающего, и когда число стуков, сделанное Гансом, равнялось правильному ответу на вопрос, их поведение подсказывало ему, что пора прекратить стучать копытом. А конь действительно был гениален: конечно, он не умел решать уравнения, а вот невербальные знаки распознавал прекрасно!
Случай Умного Ганса показывает, что от экспериментатора могут поступать тонкие, едва заметные сигналы, которые влияют на поведение испытуемых
[199]. Такими сигналами могут быть изменение интонации, бессознательные невербальные знаки, мышечное напряжение, тон и громкость голоса и еще множество вариантов. Даже небольшие различия в инструкциях, данных контрольной и экспериментальной группам, влияют на результаты эксперимента.
Вот почему многие эксперименты успешно проводятся только одним человеком или одной группой лиц, а другие экспериментаторы при попытках повторить их точь-в-точь терпят неудачи. И еще раз уточню: в этом случае мы не говорим о грубых ошибках в эксперименте, некорректном его планировании или сознательной подтасовке данных. Экспериментатор может искренне полагать, что делает все правильно, но своим поведением влиять на итоговые результаты. На самом деле эффект ожидания наблюдателя представляет собой серьезную проблему для науки. Обычно его устраняют путем проведения двойного слепого эксперимента. Например, представим фармацевтическую компанию, которая создала новое лекарство и хочет протестировать его эффективность. Двойной слепой метод подразумевает, что экспериментатор должен иметь помощника, который случайным образом разделит испытуемых на две группы: одна получает новое лекарство, другая — плацебо. Участники не знают, в какой группе они находятся и какое именно воздействие будет на них оказано. Экспериментатор тоже об этом не должен знать, так как все исследования кодируются третьим участником процесса. Более того, сам экспериментатор не выдает лекарства, что позволяет исключить какое-то бы то ни было влияние на испытуемых и свести к минимуму предвзятость.
Эффект ожидания наблюдателя
Заблуждение: Верить можно только научным исследованиям.
Истина: Иногда даже им нельзя. Ожидания экспериментатора способны повлиять на ход и итоги эксперимента, даже если он этого не осознает.
Функциональная закрепленность
Что нам мешает принимать правильные решения? Часто это неспособность посмотреть на проблему под непривычным углом, прибегнуть к нестандартному ходу мысли. Что-то подобное лежит и в основе следующего когнитивного искажения, которое называется «функциональная закрепленность».
Представим, что вам надо повесить картину на стену. Для этого нужно вбить в стену гвоздь. Что вам понадобится? Правильно, молоток. Но вы его не можете найти. Что будете делать? Продолжать искать? Перевернув весь дом, вы так и не нашли молоток и потратили впустую кучу времени. А теперь давайте подумаем: чем еще можно забить гвоздь? И тут мы понимаем, что это можно сделать и гаечным ключом, и боковиной плоскогубцев, и чеснокодавилкой, и молотком для отбивания мяса, и обухом топора, и камнем или кирпичом, и старой дверной ручкой, и гантелькой, и консервной банкой, и чугунной сковородой. Да чем угодно!
Функциональная закрепленность — это тенденция считать, что объекты способны работать только строго определенным способом
[200]. Это мешает нам видеть полный спектр возможностей их применения. Такая шаблонность и познавательная предвзятость не позволяют думать об альтернативах использования объектов и вариантах решения проблемы. Предварительные знания, которые сидят у нас в голове, создают эту фиксированность и в результате затрудняют решение новых задач, ведь мы фокусируем внимание только на определенных аспектах проблемы. Удивительно, но функциональную закрепленность мы получаем только с возрастом. У пятилетних детей ее нет
[201], и они подходят к решению задач всегда более нетривиальными способами, не зацикливаясь на стандартных функциях объектов. Они более открыты для экспериментов и используют объекты в различных ситуациях для выполнения разных функций. Правда, после 7 лет функциональная закрепленность начинает развиваться.
