– Ты пришел… – прошептала сдавленно, хрипло.
– Твою мать, ты че творишь?! – наклонился и поднял ее на руки. Голова закружилась. Пришлось переждать несколько секунд. – Ты чего на улице то лежишь?
Она молчала. Тогда я занес ее в клуб. В груди злость вспыхнула. Не на нее. На себя. Снова, бл*ть, не сдержал слова. Снова повел себя как м*дак. Также как и с Нинель.
Уложил ее осторожно на диван. Юля глаза открыла, смотрит на меня испуганно.
– Не уходи. Останься. Так мне кажется, что он рядом.
Присел на край… Я был пьян. Тело мне не принадлежало. Единственным желанием было рухнуть здесь. Но я должен был вернуться к Нинель.
– Илай, пожалуйста. Останься. Просто до утра побудь рядом. У меня ведь никого больше нет… – в ее голосе было столько боли и страха. И я не знаю уже, как правильно и как нужно. Я просто падаю рядом, уткнувшись носом в подушку. Мне так дерьмово! И лучше бы не думать, насколько сильно. Лучше вообще ни о чем не думать.
Мне снилась она. Цыпленок стояла посреди поля ночью. Она прижимала к груди руки, со слезами глядя на меня. Я кричал, звал ее. Я пытался подойти, но мои ноги увязали в болоте. И чем больше я пытался к ней пробраться, тем сильнее увязал.
Буквально выпал из сна. Подскочил, но чьи- то руки крепко держали меня. Опустил глаза, увидел Юльку спящую рядом. Она прижималась ко мне.
– Доброе утро, Илай. Я ждала тебя, но, как оказалось, зря… – раздался над головой голос, от звучания которого внутри все в узел скрутило. Поднял глаза, и дыхание сбилось. Она стояла рядом. С тем же испуганно-разочарованным взглядом, как и во сне. Я пытался подняться, но она покачала головой и стала пятиться.
– Не надо. Просто останься здесь.
Нинель выбежала из комнаты, а я, словно сомнамбула, свалился с дивана. Ноги не слушались, и мне понадобилось пару минут, чтобы прийти в себя и сорваться следом.
– Нинель! – крикнул, выбегая во двор. Но ее уже и след простыл.
Глава 40. Так рушатся жизни
– Илай, – крикнул Лука, когда я выбежал из тачки. Внутри все огнем пылало. Мне нужно было увидеть ее. Посмотреть ей в глаза и поговорить. Я чувствовал себя разбитым, развалившимся и сгнившим куском дерьма. Но разочарованный взгляд ее глаз до сих пор стоит передо мной.
Идиот. Я снова все ломаю. Снова закапываю себя сам. Мне просто нужно было почувствовать ее. Понять, что она все еще со мной, что все еще любит и принимает такого урода, как я. Я не заслуживаю ее, я знаю. Не заслуживаю даже сотой доли любви, что она давала мне. Но я хочу быть с ней, и я хочу быть достойным. Я буду делать для этого все, только пусть скажет, что все остается как раньше.
– Илай, не натвори бед! Помни, у тебя бой через два дня!
Я махнул ему и буквально в несколько прыжков забрался на этаж. Сердце рвалось из грудной клетки, перед глазами пелена. Открыл замок и толкнул дверь, ожидая привычного радостного визга Евы и топота маленьких ног щенка. Но в ответ тишина. Темная молчаливая квартира. Я прошел в гостиную, в кухню. Никого. Тревогой скрутило каждый нерв. Я уже чувствовал это, но отказывался принимать. А когда я зашел в спальню и распахнул двери шкафа, окончательно скрутило от боли. Пусто. Так, словно и не было ее. Ничего нет: ни одежды, ни других личных вещей. Она ушла, она забрала малышку и ушла от меня…
Я был словно в тумане. Чувствовал себя завернутым в саван наркотического дурмана. На негнущихся ногах прошел в кухню и, когда опустился на один из стульев, заметил записку на столе. Буквы расплывались, но я узнал почерк. Это она. Мой цыпленок. Моя Нинель.
« Я ухожу. Я поняла, что нам лучше быть раздельно. Береги Юлю и постарайся забыть меня. Прости и не держи зла. Нинель»
Рука сжалась сама собой. Стиснул чертову записку, она огнем пекла кожу. Закрыл лицо руками, пытаясь унять это ощущение внутри. Ощущение полного краха. Ощущение скорого конца.
– Не было… ничего ведь не было с Юлькой, Нинель, – сорвался с губ жалкий всхлип. Я был готов ко всему, но не к этому. Не к тому, что она решит просто вычеркнуть меня из своей жизни…
Распахнул окно, попытавшись вдохнуть воздух. В груди сдавило спазмом, и я не мог глотнуть даже каплю его.
– Ты врешь! – крикнул в пустоту улицы. Голос прокатился эхом между домов. – Ты не могла уйти! Только не ты!
***
Я искал ее два дня. Я не ел, не спал. Я был за городом, но дом, где жила баба Маша с Евой, был пустым и безжизненно тихим. Таким же, как стала моя квартира после ее ухода.
Она исчезла. Растворилась. Развеялась на ветру так, словно и ненастоящей была. Будто видение. Квартира в одночасье потеряла даже намек на ее существование. Когда не нашел ее после первой вылазки, вернулся домой и как безумный по квартире метался, искал. Хоть что-то найти хотел, хотя бы частичку ее, хоть кроху. Волос, упавший с ее головы, футболку или забытую расческу. Но ничего не было. Вымыто, убрано. Словно готовилась заранее, будто планировала все.
Не оставила мне ничего. Только в телефоне фотка на главном, где она улыбается и смотрит мне в глаза. Где я был уверен, что она моя. Где думал, что моя навсегда.
Последней ее видела Таня. Но она молчит. Уверяет, будто не знала ничего… и когда Нинель отправилась в клуб, Таня сидела с Евой. Как она уехала за два часа? Как могла так быстро собраться? Что-то не сходилось. И я сломал голову, но так и не смог понять, что именно произошло.
Она ушла. Оставила чертову записку, забрала с собой вещи, забрала Еву и себя… Она оставила меня словно, что-то что можно бросить, как ненужный хлам. Я поступил с ней как урод, я знаю. Но она даже не выслушала меня. Даже не дала сказать «прости». И я ведь знаю, Нина сделала это, желая оградить меня… Она решила, будто рядом с ней, со мной произойдет что-то плохое. Я это точно знаю, потому что, отталкивая ее после смерти Потапа, я думал также.
В квартире стояла тишина, высасывающая все силы. Я боялся ее. Я не ненавидел ее. В ней мои лукавые кричали в голове так громко, что рвали меня на части изнутри. Я вставал перед зеркалом и видел их… каждого из них. И этот гул не прекращался. Он сводил с ума, он крутил меня на вертеле в собственном огне.
В аду семь кругов ада? Я прошел их всех. Я был разбит. Не было сил абсолютно ни на что. А боль не отступала. Она крючком подцепляла каждый по отдельности нерв, каждую мышцу и тянула ее. Вытягивала, накручивая на тот самый крючок. Бросало то в жар, то в холод, от боли сводило скулы. Но я даже не думал глушить ее. Я знал, что кроме Нинель мне никто не поможет. А ее у меня больше нет.
Сполз по стене, закрывая лицо руками. Я помню себя таким в детстве. Когда был мелким пацаном, когда моя мать заявила нам с отцом, что она заслуживает лучшей жизни, и что в ее судьбе нас с Потапом больше нет. Сейчас тоже чувство. Та же агония. И я также как и в детстве, обнял себя за колени, поджал ноги и разрыдался на полу кухни, как последний в мире слабак, как ничтожество. Я орал до тех пор, пока не охрип. Пока последний демон не оглох и не замолчал. Скорчившись на холодном полу, я лежал и звал ее… Я кричал в темноту, но она не отвечала. Ни она, ни отец. Они все оставили меня.
