Стоять на месте и дожидаться, пока в меня выстрелят, я не стал. Со стороны это выглядело бы не так мужественно, как хотелось. Поэтому, заорав что-то нечленораздельно-матерное, я тоже, как «третий», бросился к роще и даже успел метнуть в «скрутобойщиков» титановую лопатку. Ни в кого, конечно же, не попал, но этого и не требовалось. Главное, чтобы все — и свои, и противники — видели только отчаяние и злость слетевшего с катушек «берсерка».
Выстрела я не почувствовал. Просто в какой-то момент мои ноги оторвали́сь от земли, сознание затуманилось, а потом я вдруг ощутил себя валяющимся ничком на дальнем краю местной рощи. Всё тело болело, как будто по нему проехались трактором, в горле стоял комок, в ушах гул… Впрочем, гул снаружи действительно был. Он шёл от включившихся двигателей челнока. Реактивные струи медленно поднимали корабль туда, где не действуют местные «нейтрализаторы» гравитационных и плазменных технологий.
Пилот поступил абсолютно правильно. Оба бойца, прикрывающие отход, погибли, поэтому оставаться здесь дальше стало бессмысленно. Теперь требовалось просто доставить груз на орбиту и как можно быстрее, пока местные не очухались.
Местные, естественно, возражали и, мало того, имели на этот счёт серьёзные аргументы.
Вместо того чтобы бежать за подмогой или рвать на себе волосы от досады, они развернули орудие и направили его на поднимающийся в небо челнок. Ханес, помнится, говорил, что такую большую массу «скрутить» из маленьких пушечек невозможно, но, видимо, ошибался.
Раздался громкий хлопок, пламя под дюзами дрогнуло…
«Скрутобойщики» не стали бить прямо по кораблю, а врезали по его реактивному выхлопу.
Две из четырёх огненных струй разом исчезли. Челнок сперва накренился, словно Пизанская башня, а затем, потеряв устойчивость, беспорядочно закувыркался, уходя в сторону и постепенно снижаясь. Секунд через пять снижение перешло в падение. Корабль рухнул на землю в нескольких сотнях тян от меня. Ударной волной мою тушку подбросило в воздух и швырнуло на ближайшее дерево. Последним, что я запомнил перед тем, как потерять сознание, был несущийся мне в лицо толстый древесный ствол…
** *
От стоящего в помещении запаха обычного человека, вероятно, вывернуло бы наизнанку. Пот, кровь, кишки, желудочные секреции, экскременты… Допросная комната контрразведки видела многое. Висящий на дыбе человек не был для неё чем-то особенным. Всего лишь один из многих, первоначально гордых и всё отрицающих, но потом сломленных и полностью готовых к сотрудничеству.
Сидящий за столом следователь на запах внимания не обращал. За годы службы он просто привык к нему, как привык к воплям и стонам подследственных. Сегодняшний допрос чем-то особенным не отличался. Очередные показания получены, теперь надо просто оформить их как положено. Самая скучная и самая неприятная часть работы. И времени отнимает достаточно.
Дверь в допросную скрипнула. Следователь оторвался от писанины и недовольно поморщился.
«Ну, кто там опять без стука? Сказал же, не беспоко…»
Недовольство буквально смыло с его лица. Стул с грохотом отлетел в сторону.
Вытянувшись во фрунт, дознаватель вскинулся в имперском приветствии и начал с ходу докладывать:
— Экселенц! Дознаватель третьего ранга Майвоул. Провожу допрос подозреваемого в госизме…
Вошедший остановил его взмахом руки:
— Допрос закончен?
— Так точно, экселенц! Оформляю протокол.
— После оформите. А сейчас… — полковник кивнул на дверь.
Подчинённый щёлкнул каблуками и молча вышел.
Начальник департамента мельком глянул в недооформленный протокол, хмыкнул и повернулся к подследственному. С десяток секунд он просто смотрел на подвешенного к крюку человека, потом взял стоящий на столе графин и налил полный стакан.
— Пейте, Гильермо. Это придаст вам силы.
Подойдя к дыбе, он без всякой брезгливости сунул стакан с водой в губы допрашиваемому.
Последний непроизвольно дёрнулся, приподнял голову…
— Эк…селенц…
Ещё остававшиеся во рту зубы стукнули о стекло.
Гильермо пил жадно, его кадык дёргался в такт глоткам. Проливающаяся мимо вода стекала по разбитым губам.
Когда он закончил пить, герцог вернулся к столу, поставил стакан и уселся на место следователя.
— Пожалуй, так будет лучше, — пробормотал он, протянув руку к панели и повернув рычажок.
Трос, удерживаемый Гильермо в «вывернутом» состоянии, удлинился на три четверти тяны.
Ноги подследственного коснулись пола, из груди вырвался облегчённый вздох.
— Сп-пасиб-бо… экс…ленц…
— Не за что, — усмехнулся полковник. — Пока не за что.
Ещё раз окинув взглядом своего бывшего подчинённого, он покачал головой и «фамильярно» посетовал:
— Да уж, друг мой Гильермо, подставил ты меня перед императором так подставил. Хотя… его неудовольствие я ещё как-нибудь пережил бы, но вот остальное… — герцог дёрнул щекой. — Отчитываться перед начальниками второго и третьего департаментов. Мне, главе великого дома Галья́. Словно какому-то сопляку, застуканному на мелком мошенничестве. Как ты это находишь, Гильермо? Неужели, мы это заслужили?.. Нет-нет, не надо оправдываться, — остановил он вскинувшегося было подследственного. — То, что случилось — это просто какой-то… позор…
Полковник поднялся и принялся неспешно расхаживать перед дыбой, не обращая внимания на грязь на полу и смрадное дыхание узника.
— Та авантюра, в которую мы ввязались по твоей милости… До сих пор не пойму, как я мог согласиться? Уму непостижимо! Похитить экселенсу Анциллу при выполнении спецзадания, свалить это на вражеских диверсантов, а после устроить из операции по её спасению целое шоу, с репортёрами и головидением. И всё только для того, чтобы сделать из нас героев: меня как решительного и опытного организатора, её — как бесстрашного и беззаветно преданного Империи офицера. Да, согласен. После такого она просто обязана была принять моё предложение. Чего-то иного общественное мнение просто не приняло бы… Да, всё это так. Но! — герцог остановился и поднял вверх указательный палец. — Всё пошло наперекосяк. Твои люди, Гильермо, самый лучшие, как ты уверял, не смогли её захватить, а после… Вот ты мне скажи, зачем вы пытались убить её?
Палец нацелился в грудь подследственного.
— Я п-понял, она дог-гадай…тся, — выдавил из себя Гильермо.
Сказать, что полковник сам намекнул, что надо делать в случае неудачи, стало бы для узника приговором.
Герцог зло усмехнулся.
