Внутри святилища стоял мрак, тяжёлый, густой. Сделаешь шаг от входа и словно бы погружаешься в вязкую непроглядную тьму.
Фонарики, факелы, свечи и даже обычные спички Паорэ брать с собой запретила, сказав, что «это нарушит баланс»…
— Достань амулет, — прошептала она, когда дверь закрылась и мы оказались полностью отрезаны от внешнего мира.
Я вытащил из кармана древесный обломок. Точно такой же, только не настоящий, а копия, должен был находиться на постаменте в центре алтарной комнаты. Точь-в-точь как в святилище барона Асталиса, откуда полгода назад мы с Гасом и прочими штрафниками вынесли уворованный «артефакт», не зная, что он подделка.
Странно, но только подумал о копии амулета, так сразу её и увидел. А кроме того рассмотрел постамент, на котором она лежала, ступеньки, которые вели к нему, стены алтарной, пол, швы между плитами…
— Он резонирует, — тихо сообщила Паорэ.
Обломок в моей руке и вправду дрожал. А ещё он как будто светился… На самом деле светился, рассеивая окружающую темноту.
Спутница протянула руку и тоже коснулась обломка. Он засветился сильнее. Намного сильнее. Почти как настоящий фонарь.
— Попробуем так, — женщина опустила руку и отошла в сторону.
Амулет продолжал светиться с такой же яркостью, как и до этого, когда мы держали его вдвоём.
— Отлично. Вошёл в основной поток.
Паорэ подошла к алтарю и убрала с него копию.
— Положи сюда настоящий, — указала она на край постамента.
Я сделал, как она говорила. Амулет продолжал гореть ровным холодным светом.
— Ты чувствуешь?
— Что?
— Оглядись.
Я огляделся. Стены как будто заволокло дымом, и в этом дыму мелькали оранжевые огоньки.
— Это и есть… огненный туман, да?
— Ты его никогда не видел?
— Нет. Но слышал, что люди могут увидеть его только раз в жизни — когда умирают.
Спутница засмеялась:
— Это потому что у них внутри мало барьерной энергии. А ещё у них нет ордена власти, барьерного амулета, и они никогда не занимались любовью на алтаре трёх святынь.
Быстро скинув с себя одежду, она забралась на постамент, поднялась на колени и повернулась ко мне:
— Ну же! Давай. Не спи.
Через десяток секунд я оказался там же, напротив Паорэ, полностью обнажённый, стоя, как она, на коленях.
— А теперь… — Пао закрыла глаза и придвинулась ко мне близко-близко, обхватив мою шею руками и плотно прижавшись грудью. — Возьми меня, как последний раз в жизни. Как будто мы, в самом деле, вот-вот умрём…
Уговаривать меня не пришлось. Тело распирало желанием так, что казалось, оно сейчас разорвётся. Обняв Паорэ за талию, я притянул её с силой к себе и впился в её губы своими…
Дальше всё было как в тумане. Я словно бы видел нас обоих со стороны, сплетающихся в экстазе телами и отдающих друг другу всё, что только возможно и невозможно. Ложе под нами теперь тоже светилось, как и лежащий на нём амулет. Белые и золотистые нити тянулись от него — первые вниз, а вторые вверх — окутывая нас призрачной пеленой.
То, что с нами происходило, не было «просто сексом». Это было какое-то странное таинство по обмену энергией — друг с другом, с землёй, водой, небом, звёздами…
Тянущиеся вверх нити начали вдруг утолщаться, превращаясь в сверкающие канаты, скручиваясь между собой и мало-помалу сливаясь в один раскачивающийся из стороны в сторону световой столб.
Светиться внезапно стали и наши тела. Скорость соития всё убыстрялась и убыстрялась. Мы словно бы задались целью проникнуть друг в друга как можно глубже и соединиться так, чтобы нельзя было отличить, где я, где она, а где порождённое нами свечение, пронзающее постамент, пробивающее насквозь крышу. Там наверху, высоко-высоко по тёмному небосводу растекалась золотистая плёнка-сфера, та самая дымка, которую обычным зрением видно только из космоса и которая якобы защищает планету от злых чужаков.
Столб текущего света неожиданно разделился надвое. Одна его часть теперь вливалась в меня, из меня — в Пао, а от неё по второму полустолбу обратно наверх, в золотистую дымку. Обе части переплетались и расходились, судорожно пульсировали в такт нашим движениям. Потом в этот свет начали вклиниваться яркие белые огоньки, поднимающиеся снизу, от постамента. Белое пламя медленно, но верно заполняло роскошное тело моей подруги, выдавливая из него струящееся наверх золото, подменяя его собой.
Защитная дымка на небе словно бы вздрагивала и расходилась волнами от попадающей на неё белизны, закручиваясь в этом месте в воронку, пытаясь стряхнуть с себя «чужую» энергию. Помочь ей могла лишь «своя», золотистая, что копилась сейчас во мне, готовясь к реваншу, превращаясь в невидимое копьё, стремящееся рвануться наружу, в белое пламя «соперницы». Требовалось только дождаться момента, когда этот выстрел-бросок окажется неотвратимым, когда он сумеет снести все преграды.
Нужный момент наступил, когда я опять почувствовал себя только собой. Исчезли видения, пропало ощущение отстранённости, что нахожусь сразу в двух местах, в роли участника таинства и одновременно стороннего наблюдателя. Осталась лишь бьющаяся в моих объятиях женщина. Она отдавалась мне вся без остатка и принимала меня в себя с такой страстью и пылкостью, что казалось, готова была и впрямь умереть. А я проникал в неё всё сильней и сильней, с неистовой болью и неимовернейшим наслаждением, смешиваясь с её «белизной» и растворяя в ней своё «золото».
А дальше мы с Пао как будто взорвались. Вырвавшаяся на волю энергия залила всё вокруг ослепительным светом и тут же, собравшись в пылающий шар, ударила вверх, по растекающейся в небесах дымке…
В отключке я находился не больше минуты, но по ощущениям — несколько суток.
Мы лежали, обнявшись, на постаменте, полностью обессиленные, ни на что способные. Наверно, впервые с нашего бегства из города, я не находил для себя какой-то иной потребности, кроме как просто чувствовать, что моя женщина рядом, и слушать, что она говорит:
— Спасибо… Спасибо, Дир… Я уже и не чаяла… что это получится…
Я ей не отвечал. Просто легонечко гладил её по спине и зарывался носом в её шелковистые волосы.
Любовное ложе опять превратилось в алтарь, и амулет уже не светился. Но я всё равно его видел, как видел и тёмный разрыв в окутывающей планету защите.
А Пао тем временем продолжала негромко рассказывать:
— …Это было просто ужасно. Всего через месяц я превратилась в какую-то похотливую сучку. Сначала я совратила всех слуг в поместье, затем шестерых сыновей барона, а потом и его самого. Я трахалась буквально со всеми, кого встречала. С дружинниками, торговцами, крестьянами в поле, охотниками в лесу, рыбаками на речке… А через год мой приёмный отец умер, и его покровительство кончилось. Он погиб подозрительно — упал с обрыва во время охоты, но его смерть никто не расследовал. Через неделю его вдова избавилась от меня. Ночью, тайком. В мою комнату вошли несколько человек, связали и вынесли за ворота. «Тебя продадут в бордель, в другую провинцию, — сказала мне баронесса. — Там тебе самое место, маленькая развратная дрянь». Она оказалась права. Только в борделе я, наконец, смогла удовлетворить свою похоть. Несколько раз меня продавали. За полтора года я побывала в пяти городах, сменила десяток домов, а потом меня приобрёл барон Асталис. Он захотел исследовать мой феномен. Именно там у него я узнала о своём необычайно высоком индексе барьерного сходства. Вместе со своим мастером он изучал меня где-то полгода, а после привёл в такое же святилище, как и это, и оставил в нём на неделю, без пищи и без мужчин. В конце я едва не сошла с ума, но своего он добился. В небе над алтарём появился разрыв в защите, пусть и не слишком стабильный. Видимо, он хотел устроить ловушку для чужаков навроде тебя. Зачем? Этого я не знаю. Асталис продал меня городскому совету Ландвилия, но перед этим сказал, что хочет меня трансформатировать и посмотреть, как я поведу себя в мужском теле. Я умоляла не делать этого. Он согласился, но поставил условие, что там, куда меня продадут, я буду время от времени выполнять его поручения. Последним таким стало помочь тебе убить идиота Барзиния. Дальше ты знаешь…
