— Чем лучше тебя узнаю, тем больше восхищаюсь, — покачал головой он. — И как ты не испугалась? Я бы точно не смог. Добровольно лечь в гроб, слышать, как тебя закапывают, понимать, что сам ты выбраться ни за что не сможешь…
Марк передёрнул плечами, и я непроизвольно повторила его движение и как можно нейтральнее согласилась:
— Да уж, ощущения не из приятных.
— С другой стороны, — всё никак не мог успокоиться он. — Могу тебя понять. Вас же, девушек, на курсе не очень много было? Да и парни, поди, не дохляки. Дохляков на некромантском не держат. — Заметил как бы вскользь, но когда я никак не отреагировала, вернулся к теме разговора:
— И потом, мы живём в прогрессивные времена. Уверен, при твоей инициации присутствовали не только профессора с некромантского, но и с лекарского отделения. Они бы смертельного исхода не допустили, ведь так?
— О, да! — со злой радостью согласилась я. — Не допустили бы.
Ни кузены с братьями, ни батюшка, ни дед, долгих ему лет жизни, ни уж тем более бабушка. Ни за что не позволили бы мне узнать правду о своей инициации. Мало того, я готова голову на отсечение дать, что только поэтому мне категорически было запрещено поступать на некромантский факультет. Даже не так, не запрещено. Просто с самого детства, сколько себя помню, мне говорили, что там учатся только мальчики.
— А как же бабушка? — спрашивала я.
— А бабушка у нас то самое исключение, которое подтверждает любое правило, — отвечал дед. — И слава небесам, что второго такого в моей семье нет. Я и первое-то с трудом пережил.
Знаете, чего мне больше всего на свете захотелось прямо в этот момент? Плюнуть на всё, вернуться домой и прямо с порога огорошить деда новостью о том, что я теперь тоже инициированный некромант.
Представляю, как его перекосит.
И папеньку.
И братьев с кузенами. А уж бабушку-то, бабушку! От неё я такой подлости вообще никак не ожидала. От неё и от маменьки. Хотя бы намекнуть они мне могли? Мне же не три года, и я давно знаю, откуда берутся дети, и как их делают.
В теории.
— Так где ты всё-таки училась? — вырвал меня из размышлений Такер, и я, чудом не покраснев, глянула на него из-под бровей. Мысли он подслушивает, что ли?..
— Марк, а давай о чём-то другом поговорим, — предложила вполне миролюбиво. — Ты же меня вроде на ужин пригласил, а не на допрос.
— Не злись. — Он по-прежнему сидел на корточках возле весело разгоревшегося костра и смотрел на меня снизу вверх. Вид у него при этом был до того потешный, что я с трудом сдержала улыбку. — Слышала поговорку про кошку?
— Про ту, которую любопытство сгубило?
— Ага. — Марк лихо улыбнулся и выпрямился. — Ты себе даже представить не можешь, что только со мной в детстве ни приключалось из-за проклятого любопытства! И в каминную трубу я падал, и в прорубь проваливался, однажды в голубятне застрял и полдня выбраться не мог, пока меня там старшая сестра не нашла. Я и службу-то себе такую, наверное, выбрал только поэтому. Чтобы пустить моё кипучее любопытство в нужное русло.
— Серьёзно?
Я не знала, плакать мне, или смеяться. С одной стороны, история была, несомненно, весёлая, а с другой — у меня столько секретов и секретиков, что теперь ходи и бойся этой любопытной Варвары с мускулистыми руками и смущающими взглядами.
— Ты даже не представляешь себе, насколько. Мне прямо покоя не даёт то, каким ты способом в тот раз мертвецов уговорила. Сна лишился, честное слово! Меня научишь?
Марк стоял в паре шагов от меня, красно-оранжевый свет огня придавал его фигуре таинственную зловещность, но лукавые глаза искрились горячим весельем, и я с лёгкостью пообещала:
— Научу.
И тут же, с элегантностью слона, попавшего в посудную лавку, поменяла тему:
— Так мы сегодня будем ужинать, или нет? Может, тебе помочь с мясом?
— Нет. Лучше последи за огнём, пока я схожу в дом.
Такер ушёл, а я пересела с одной лавки на другую, поближе к огню, и вдруг заметила, что в спинки скамеек встроены свет-камни — целая россыпь, навскидку дюжины две, если не больше. Страшно представить, сколько неведомый некто отвалил за это богатство. Свет-камни, что в былые времена, что в наши, стоили немало денег и передавались по наследству от родителей детям. Тем удивительнее было найти их здесь, в принадлежащем городу доме.
— Кем бы ты ни был, таинственный меценат, но спасибо тебе, — прошептала я, и заученной с детства руной разбудила спящие светильники.
Разноцветные огоньки накрыли площадку для пикника светящейся полусферой, и я восторженно ахнула.
— Ого! — поддержал моё настроение вернувшийся Марк. — А я свечки принёс, но так гораздо красивее.
Свечки он достал из небольшой корзины, я, кажется, видела такую на нашей кухне. Оттуда же были извлечены две кружки, склянка мёда и целый ворох какой-то зелени, которая при ближайшем рассмотрении оказалась листьями красной и чёрной смородины и мятой.
— Что это?
— Наш будущий напиток к ужину, — пояснил Марк. — По рецепту моей бабушки. Я поначалу остановил свой выбор на бутылке красного вина, но потом почему-то подумал, что домашний травник тебе понравится больше. Или сходить за вином?
— Не нужно. Ты правильно подумал. Я не очень люблю крепкие напитки. Даже те, которые не так чтобы и крепкие. К тому же для игры в нарды голову лучше держать трезвой.
— Не стану спорить.
И мы не спорили. Ни о том, как сильно должно быть прожарено мясо, ни о том, сколько мёду добавить в травник, ни о том, где удобнее играть в нарды — на кухонном столе или на мягкой травке прямо под звёздным небом.
Ни о том, что за проигрыш нужно расплачиваться сладкими, пьянящими поцелуями, которые кружат голову гораздо сильнее любого вина.
— Ви…
Голос Марка, осипший и грубый, для моих ушей прозвучал как песня феникса.
— Ви, — со стоном повторил он моё имя, одновременно опрокидывая меня на траву.
Склонился надо мной, удерживая вес своего тела на одной руке и выдохнул, сближая наши лица:
— Это просто какой-то…
Кошмар. Самый желанный в мире кошмар. Я почувствовала жар мужской ладони на своём бедре и испуганно ахнула, когда ткань юбки стремительно поползла вверх, но Марк тут же легонько куснул меня за нижнюю губу, погладил место укуса языком, и пока я пыталась проанализировать свои ощущения, задрал мой подол и сжал крепкими пальцами затянутую в шёлк чулка коленку.
Я вскрикнула. То ли от неожиданности, то ли от того, как остро и горячо ощущались его пальцы на моей ноге. Остро, горячо, и ужасно стыдно — особенно, когда пальцы неспешно, но уверенно двинулись вверх по ноге, вызывая во мне такие чувства, о существовании которых я до сих пор даже не подозревала.
