Бамбук учит кружному пути
В три часа Роза решила выйти в город. В комнате с кленом она нашла Сайоко, которая составляла букет из веток магнолии. Роза дала понять, что уходит. Японка отвлеклась от цветов, взяла с низкого столика небольшой, вышитый розовыми облачками кошелек и вручила ей со словами:
– Money for stroll
[105].
Роза знаком поблагодарила, Сайоко улыбнулась, и Роза нерешительно улыбнулась в ответ. Когда она уже повернулась, чтобы уйти, японка достала из пояса фотографию и протянула ей. Удивленная Роза взяла. На фотографии были Сайоко и три другие женщины с такими же нежными лицами; единственное различие – цвет и стрижка их черных или седеющих волос; у всех была перламутровая кожа, четкий овал лица; они смеялись, сидя на татами на фоне горного пейзажа.
– My sisters
[106], – сказала Сайоко.
Роза обомлела. Снимок был мятый, она представила себе, как часто Сайоко на него смотрела. С любопытством вгляделась в черты сестер. Женщины долга, подумала она, но у них живой смех.
– You need one
[107], – добавила японка.
Роза покачала головой, вернула фотографию. В прихожей взяла зонтик. Дождь время от времени превращался в ливень, но небо уже прояснялось, и в просветах между тучами виднелось солнце. Она спустилась к реке; по берегам то тут, то там стояли неподвижные цапли. Она дошла до моста, где была на второй день, свернула налево перед входом в крытую галерею. Немного погуляла под аркадами улицы, где они ели вафли. Справа открылась автоматическая дверь, и оттуда вырвался невероятный грохот. Зайдя в зал, ярко освещенный неоном, она не поняла, что перед ней. Перед разноцветными игральными автоматами сидели мужчины и женщины с пустыми глазами. Шум стоял невероятный, уродство царило редкостное; ад, причем настоящий, подумала она, антимир Хару. Абсурдность этой больной и безумной Японии обратила ее в бегство, она вернулась к крытой галерее, свернула направо к большой улице, перешла ее и двинулась дальше на север. Через несколько метров улица переменилась, стала намного приятнее, по обеим сторонам выстроились изысканные бутики. Роза зашла в один из них, полюбовалась выставленной на деревянных полках посудой, похожей на чашки ее отца, решила, что все просто изумительно. Подойдя к глубокому белому блюду с вкрапленными рисовыми зернышками, чьи неровности не сразу бросались в глаза, она увидела рядом фотографию мужчины перед гончарным кругом. Спросила себя, не был ли он одним из художников, с которыми работал Хару, прикинула цену блюда и решила, что оно недостаточно дорогое. Вышла, двинулась дальше по улице, рассматривая в витринах кисточки, бумагу, лаки. Она чувствовала себя неприкаянной, лишней; Киото не ждал и не знал ее, она бродила наугад, бесполезная и жалкая. Она подумала о Сайоко, о четырех сестрах, их улыбающихся лицах – пленницы, но светлые, сказала себе она и ощутила еще бо́льшую инородность. Вскоре справа она увидела чайный домик, узнав его по полотнищам ткани с летящими иероглифами. Все, что в центре города казалось ей раньше некрасивым, теперь трогало ее; маленькие здания, мирные улочки, изящные бутики; она видела в них преемственную связь с восхитительными садами. В памяти всплыли слова Бет Скотт: сады, куда боги заходят выпить чаю. Скорее, это страна озорных бесенят, подумала она: здесь даже в самом сердце высшей красоты с тобой рядом ребенок, которым ты был.
Она зашла в чайный домик, ее отвели к столику в другой стороне зала. Она сделала заказ по-английски, увидела, как улыбнулась официантка в зеленом фартуке.
– Which koicha?
[108] – спросила молодая женщина.
Роза смешалась. Ей показали меню, там таких было два, она выбрала тот чай, что дешевле. Первый густой глоток мгновенно напомнил о Поле, о его отсутствии, о его неизбывной грусти. Мысль, что придется ждать до завтра, чтобы снова увидеть его, показалась невыносимой. Я корзина с грязным бельем, оставленная на пустом прилавке, снова сказала она себе. Выпила второй глоток койчи, и перед ее мысленным взором возникло лицо Анны – внимательные глаза, жадно ждущие историй про домовых, мысль, что ее черты не схожи с чертами отца, что она пошла в мать. Роза допила пиалу, дождалась следующую, быстро проглотила ее, ободренная горечью легкого чая. Взяла телефон, немного запуталась в кнопках, нашла контакты, нажала на номер три, подождала. Услышав голос Канто, сказала:
– I am at the tea house, can you come?
– Ten minutes
[109], – ответил он. Она расплатилась и вышла подождать на тротуаре. Дождя уже не было, воздух пах гудроном.
Канто приехал. В машине обернулся к ней.
– Can we go to Nanzen-ji?
[110] – спросила она.
– Closed now
[111], – ответил он.
Роза посмотрела на телефон. Было шесть часов.
– Home then
[112], – сказала она.
В пустой комнате с кленом ей захотелось лечь и заснуть под листьями. Она вздрогнула, когда зазвонил телефон. Откинула крышку, увидела на экране надпись: Поль. С забившимся сердцем нажала на соединение.
– Вы не слишком устали, чтобы выпить саке после ужина? – услышала она его голос.
– Нет, не слишком, – ответила она.
– Вы будете в городе?
– Я буду у Хару.
– Я заеду за вами, как только закончу с клиентами.
Она пошла к себе в спальню, приняла ванну, надела платье в цветочек, заколола волосы, подняв их кверху, сдержала порыв смыть косметику, вернулась в большую гостиную. Клен чуть покачивался. Она прилегла на низкую софу и отдалась приятной иллюзии легкой качки. Вскоре она задремала. В глубине ее смутных сновидений витала фея с лицом Анны; выписав несколько изящных пируэтов в небе, та присела ей на плечо и тихо проговорила ее имя. Она проснулась и, открыв глаза, увидела склонившегося над ней Поля. Вскочила в растерянности. Он ласково смотрел на нее и вдруг рассмеялся.
– У вас нелады с помадой, – сказал он.
Она провела ладонью по щеке, он снова засмеялся.
– Может, лучше воспользоваться зеркалом? – предложил он.
Она отправилась в ванную, увидела, что справа в уголке губ помада потекла. Я пускала слюни, с ужасом подумала она. Смыла косметику, сделала шаг к двери, передумала, опять подкрасила губы, заново причесалась. Когда вернулась к нему, по его взгляду поняла, что кажется ему красивой. Пошла вслед за ним к машине во влажном воздухе, под затянутой туманами луной. Кто-то позвонил ему, разговор по-японски затянулся; она различила в его голосе усталость, почувствовала скованность и напряженность в его теле. Он нажал «отбой», она не выдержала молчания и заерзала на сиденье.
