Я пожала ее руку с идеальным маникюром, гадая, почему миз Глэдвелл решила, что я согласилась.
– Я Мэдисон Хантингтон. Рада знакомству.
– Что ж, я безумно рада, что вы присоединились к комитету! Мы говорили миз Глэдвелл, что нам нужна еще одна пара рук, и она нам очень услужила. У нас столько дел, и очень нужна ваша помощь.
– Что конкретно вы хотели сделать? – если мне предстоит приклеивать рождественские огоньки или накрывать столы скатертями, думаю, это я смогу.
Миссис Адамс указала на свои сумки:
– Нам нужно, чтобы ты изготовила пару вещей.
– Изготовила?
– Да. Наша гордость – это рукодельные украшения. Мы хотим, чтобы наших детей окружали вещи, сделанные с любовью. Не говоря о том, что они гораздо красивее будут смотреться в школьном инстаграме, чем стандартные покупные игрушки.
Действительно, зачем просто покупать украшения, которые так легко доступны, и экономить себе несколько часов работы? Я еле сдержалась от озвучивания своей мысли. Постаралась вместо этого урезонить ее:
– Я не рукодельница. Совсем. Я полная противоположность умелым людям. Я действительно хочу помочь, но не думаю, что просить об этом меня – лучшее решение. – Было сложно адекватно описать, насколько плохо мне давалось рукоделие.
– Не беспокойся, – сказала мисс Адамс, но мое облегчение было недолгим, – эти украшения такие простые, их может сделать даже ребенок.
Ха. Интересно, и почему бы не поручить это детям? Или это как-то нарушает закон о труде несовершеннолетних?
– Сначала нам нужно, чтобы ты наделала помпонов.
Я даже боялась спросить, что они имеют в виду под помпонами.
– Нам нужно сто штук в разных оттенках синего и белого, – она указала на сумки, и я увидела склад пергаментной бумаги всех оттенков синего.
– В сумме сто?
– Нет, – сказала она, как будто я задала глупый вопрос, – по сто каждого оттенка. У нас огромный спортзал! Мы еще будем делать снег из рыболовной лески и ваты. Мы развесим его по стенам. Не знаю, сколько его понадобится, но сугробы должны быть в человеческий рост, и думаю, будем их делать, пока не кончатся запасы.
У меня вырвался звук, нечто среднее между клекотом и шумом в ушах от поднимающегося давления. Миссис Адамс неправильно трактовала его.
– Не беспокойся. Мы уже купили все, что тебе нужно. У тебя две недели. Мы положили законченные образцы тебе в пакеты. Тебе понравится!
Я говорила детям то же самое, когда заставляла их делать то, что они не хотели.
Теперь я понимала, что я тот ребенок, которому задали проект.
Она передала мне сумки, и я могла бы сказать спасибо, как дитя сумасшедших родителей, которое уже не протестует против их бесчинств.
Миз Глэдвелл ожидала от меня участия. Конец дискуссии.
Я положила сумки в своем классе и пошла в учительскую в поисках Делии и Шей. Там уже собирались другие учителя на заседание. Мои подруги заняли лучшие места, захватив себе один из диванов из искусственной кожи.
– Сюда! – Делия замахала мне. – Мы заняли тебе место.
Я упала на свободное место, и Шей спросила:
– Что хотела Глэдвелл?
– Она хочет, чтобы я помогла с зимним фестивалем.
Шей улыбнулась.
– Обожаю зимний фестиваль!
Я была крайне удивлена:
– Ты обожаешь зимний фестиваль? К тебе прошлой ночью приходили три диккенсовских призрака?
– Люблю новогодние каникулы, – ответила она, защищаясь.
– На тебя не похоже, – сказала я.
– А что похоже на меня?
Ставить ловушки для Санта-Клауса? Заменять конфетки в носках детей на угольки? Пихать елки в камин? Я ничего из этого не сказала, потому что хотела жить.
Вмешалась Делия:
– Знаешь, почему миз Глэдвелл выбрала тебя, да?
– У меня особо красивые глаза? – Ну не за талант же. Из нас троих Делии эта работа подходила лучше всего. Почему не попросили ее?
– Это потому, что все дерьмо дают молодым преподавателям, которые еще на испытательном сроке. Они знают, что ты не откажешься. Несправедливо, но правда, – объяснила она. – В мой первый год работы мне велели вычищать клетки всех животных в живом уголке перед зимними каникулами.
Шей с энтузиазмом перебила:
– А меня Глэдвелл заставляла помогать в организации всех собраний Родительско-учительской ассоциации.
– С меня требуют, чтобы я сделала украшения. Нечто под названием «помпоны». И еще какую-то чушь с применением ваты и рыболовной лески. Я даже не знаю, что такое леска.
– О нет, – ужаснулась Делия.
– Они что, не знают, как плохо тебе такое дается? – спросила Шей в таком же ужасе.
– Я пыталась сказать им! – Точнее, я не очень старалась, потому что хотела понравиться миз Глэдвелл и сохранить работу. Вероятно, это было как-то связано с моим детством, но у меня не было времени проводить анализ детских травм. – Ну же, помогите мне!
– Извини, но я уже отвечаю за организацию дарения благотворительных детских игрушек, – сказала Шей. – А Делия будет следить за палаткой для подледного рыболовства. Нам обеим надо заниматься своими обязанностями.
Я могла по лицу Шей определить, в какой момент в комнату вошел Оуэн. Тут же стало будто на двадцать градусов холоднее. Я знала, что он злится на нее, потому что она угрожала плохо сыграть за полузащитника, и он тогда не смог бы играть в пятницу.
Я так и не поняла историю всего происходящего между этими двумя, но знала, что все плохо. Однажды ночью, когда Шей перепила (она сама так выразилась), она призналась, что, если когда-нибудь ее жизни что-то будет угрожать, она напишет имя Оуэна на своем теле перманентным маркером, чтобы он стал главным подозреваемым в ее смерти. Позже она сказала, что это была шутка, но…
– Посмотри-ка, новый симпатичный педагог на замену Дженнифер, – Делия показала через комнату на симпатичного парня лет под тридцать. – Его зовут Кайл. Думаю, он должен стать моим новым парнем.
Мой телефон завибрировал прежде, чем я смогла оценить Кайла. Это было сообщение от Брэда. Я чуть не застонала. Он же должен был оставить меня в покое.
– От Брэда? Нам надо поговорить. Я думала, вы расстались. Что это? – потребовала объяснений Шей.
Я слишком поздно поняла, что на такой случай надо было прикрыть экран телефона рукой. Я потянулась закрыть сообщение, хотя все уже случилось.
– Это просто…
Ее рука опустилась на мое запястье, на котором был браслет от Брэда. Я не знала, что вселилось в меня, отчего я надела его тем утром. Это ничего не значило. Я просто… хотела чего-то блестящего.
