Я люблю тетю Джиллиан, но иногда разговоры с ней выглядят как микс всех существующих на свете аудиокниг по саморазвитию. С другой стороны, где-то в Нортхэмптоне та девушка, Андреа, работала в саду со своим дурацким транзисторным радио. И в ее случае эта уверенность сработала.
Только когда мы зашли пообедать в Sip and Sandwich, я сообразила, что сейчас внимание моей тети полностью сосредоточено на мне. И если я наберусь смелости спросить, она, возможно, сможет объяснить один из загадочных комментариев мисс Эббот.
– Я знаю, что мама дружила с Лэнсомами, а как насчет отца? Когда вы все еще учились в школе.
Джиллиан странно на меня посмотрела.
– А почему ты спрашиваешь?
– Ну, один человек сказал мне кое-что.
– Не стоит об этом говорить.
– Почему? Мама дружила с миссис Лэнсом, ведь так? Папа что, дружил с доктором Лэнсомом?
– Не то чтобы.
– Значит, папа тоже общался с миссис Лэнсом?
Джиллиан не смогла с собой совладать и фыркнула:
– Ну, можно и так сказать. – Потом она сообразила, что разговаривает со мной, а не с моей матерью, и попыталась сдать назад: – Не бери в голову.
Но я уже все поняла.
– Папа и миссис Лэнсом? – спросила я, и Джиллиан открыла рот от удивления. – Я так и знала! – и каким-то странным образом это была правда.
Виртуальные антенны других посетителей кафе звенели от напряжения, нацелившись на нас. Джиллиан наклонилась ко мне и сказала тихим предупреждающим голосом:
– Оливия, это не то же самое, что обсуждать, кто с кем ходил на выпускной в восьмом классе, или даже похождения Неда Макговерна. Это касается твоих матери и отца, и ты понятия не имеешь, как все это было болезненно в те времена. Это было очень давно, много лет назад.
– До или после моего рождения? – Не знаю почему, но мне казалось, что это важно.
Джиллиан незаметно огляделась по сторонам – окружающие старательно делали вид, что совершенно не подслушивают.
– Еще до того, как они поженились. Послушай меня, пожалуйста. Лучше об этом вообще не вспоминать. – Она отодвинула в сторону свой кофе. – Думаю, нам пора. – Затем, погромче: – У тебя такое живое воображение! – И огляделась, чтобы убедиться, что все ее слышали.
Мы вдвоем вышли из кафе. Снаружи, уже в торговом центре, я спросила:
– Если это все было так давно, зачем понадобился этот театр?
– Затем, что это не их дело. А еще потому что мы в Гленнон-Хайтс, и иногда люди, которых мы так хорошо знаем, как шакалы, набрасываются на скелеты в наших шкафах.
Я поняла, что она сейчас говорит не только о моих родителях.
– Ты злишься? – спросила я, когда мы сели в машину.
Прошло несколько тягостных секунд, прежде чем она ответила:
– Мне бы просто хотелось, чтобы ты понимала, во что влезаешь. Сейчас все это совершенно не имеет значения. – Она обняла меня одной рукой. – Я не злюсь. Разве что на себя, потому что я не должна была ничего тебе рассказывать.
– Ты и не рассказала.
– Но я подтвердила. Но больше я тебе ничего не скажу, Лив. Потому что сейчас это в самом деле неважно. Некоторые бы даже сказали, что и тогда это было неважно. Они оба приняли решение переступить через эту ситуацию. И если ты будешь расспрашивать, то только причинишь боль своей маме. Я уверена, что тебе этого не хочется.
– Нет, конечно.
– Вот как устроены отношения других людей. Они как отдельные планеты, где живут только два человека. Ваши орбиты могут иногда пересекаться, но ты не можешь туда попасть. И никогда по-настоящему не знаешь, что там происходит. – Она поглядела на меня. – Честное слово, когда ты станешь постарше, то поймешь, что это значит. – Она сморщилась. – Ненавижу так говорить, это звучит слишком снисходительно. Но, возможно, это и правда сложно понять, когда у тебя нет опыта в поддержании отношений.
Мы некоторое время ехали в молчании. Но, сворачивая на нашу улицу, она сказала:
– Оливия, тебе правда стоит выбросить это из головы.
Я кивнула – что я еще могла сделать?
* * *
После ужина мы с отцом начали готовиться к вечерней пробежке. Маме не слишком понравилась эта идея.
– Брэд, ты уверен, что это хорошая мысль, учитывая ситуацию?
– Ты имеешь в виду Следопыта? – сказала тетя Джиллиан.
– Часового, – поправила я.
– Как бы его ни звали, мне кажется, сейчас не лучшее время для рискованных мероприятий. Мы еще до всего этого договаривались не тренироваться вечером.
– Я совершенно с тобой согласен, – сказал отец. – Я буду ехать за Оливией на машине.
– Серьезно? – тетя Джиллиан посмотрела на меня. – Я трачу столько денег, чтобы ты выглядела круто, а потом твой отец сопровождает тебя на пробежке?
– Папа, это необязательно. Я не собираюсь бегать вокруг дома Лэнсомов, так что не думаю, что у Часового возникнут претензии.
– Ну да. Конечно же, человек, который пишет анонимные письма про кровь на стенах, рассуждает точно так же, – мама закатила глаза. – Честно говоря, я беспокоюсь и по поводу машины. Постоянно в прессе такие истории – как человек отвлекается буквально на секунду, а потом давит собственного ребенка.
– Так, ну теперь ты все-таки официально сошла с ума, – сказала тетя Джиллиан. – Я была на твоей стороне, но поддержать идею, что Брэд случайно задавит Оливию, я просто не могу.
– К тому же она слишком быстро бегает, – улыбнулся отец.
Нам всем было так здорово вместе. Не знаю, почему нельзя было просто этим насладиться. Но я почему-то словно содрала старую болячку, которая вдруг невыносимо зачесалась.
– Мисс Эббот говорила, что эти письма от Часового появились довольно давно. Еще когда там жили Лэнсомы. Так что кем бы ни был этот человек, его цель – не Донахью. Все началось с Лэнсомов. Хотя это тоже выглядит очень странно – как вообще можно поссориться с Лэнсомами? Они всегда такие дружелюбные.
Я думала, что тетя Джиллиан пихнет меня ногой под столом, но она просто посмотрела на меня с разочарованием, встала и принялась убирать со стола. Мама произнесла:
– Ну, думаю, у кого-нибудь все же есть причины. – Мне было страшно смотреть в глаза кому-нибудь за столом. – Но такова жизнь, ведь так? Если ты ни разу в жизни никого не разозлил, то, возможно, ты и не жил вовсе.
Я встала:
– Помыть посуду?
Мама покачала головой:
– Нет, если ты собираешься бегать, лучше иди сейчас.
Я все еще чувствовала на себе взгляд тети Джиллиан.
– Спасибо, мам, – сказала я от всего сердца. Но одновременно я хотела сказать: «Прости, мам». За то, что заговорила о Лэнсомах в надежде спровоцировать какой-то эмоциональный взрыв. За то, что разрушила атмосферу.
