Виконт и мистер Моррис вышли на грин (так как обустроить настоящую площадку для гольфа в центре Лондона было невозможно), выбрали себе по клюшке, взяли мячики и сделали по первому удару.
– Итак, мистер Моррис, полагаю, вы пришли поговорить о Вальсингаме? – решительно спросил виконт, следя за тем, как его мячик катится по траве. – Я внимательно ознакомился с вашими письмами и телеграммами, и должен сказать, что впечатлен вашей ответственностью и подробностью изложения.
– Благодарю вас, сэр, – скромно отозвался польщенный доктор.
– Как вы провели время в поместье? – поинтересовался виконт.
– Занимательно, сэр. Я совершенно не скучал: наблюдал за реставрацией, за жизнью в деревне, беседовал с мистером Пилоу, мы часто обменивались с ним мнениями, и, к тому же я каждый день общался с милой мисс Кассандрой, – с готовностью отозвался доктор.
Виконт Уилворт усмехнулся: он и предполагал, что пожилой доктор не сможет устоять перед обаянием и искренностью Кэсси.
– Вижу, вы сильно привязались к этой девушке, – с улыбкой заметил лорд. – В каждом вашем письме вы посвящаете ей целую страницу.
– Да, сэр, что уж тут скрывать, она очаровала меня. Я даже думал о том, что было бы хорошо иметь такую дочь, как мисс Кэсси, но, конечно, здоровую. Мне искренне жаль ее, и я ввергнут в настоящий ужас от условий, в которых она проводит всю свою жизнь. Даже жители лондонских трущоб не живут так по-нищенски, как живут жители Вальсингама, – вздохнул мистер Моррис и сделал свой удар.
– Вы совершенно правы, мистер Моррис, – сказал на это виконт: он испытывал к Кэсси такую же жалость и симпатию, что и доктор. – Однако, боюсь, жители деревни не просто не понимают факт своей бедности, но даже лелеют ее. К тому же, на этой почве я встретил сильнейшее сопротивление: я предложил пастору Глоуфорду отстроить его дом, или переселить его семью в новый, но старик отказался, как и отказал мне в желании вылечить мисс Кассандру. Кроме этого, пастор предельно ясно дал мне понять, что ни за что не примет ничьей помощи.
– Правда, сэр? Какая жалость! Вера затмила его разум, раз он не желает выздоровления дочери! – отозвался на это доктор, ранее не предполагавший, что пастор был таким странным человеком.
– Согласен. Однако не только он, но и вся деревушка просто-напросто дышит англиканством. В первый раз вижу таких рьяных последователей веры.
– Их вера значит для них все: она помогает этим беднякам переносить тяготы жизни. Сэр, вы не были в деревне дальше церкви, поэтому и представления не имеете, насколько поддерживает их вера, раз они до сих пор не покинули родные места. Думаю, в их случае религиозность – вещь незаменимая, это лечение, ведь не имей вальсингамцы такую сильную веру, какую имеют, они умерли бы от черной тоски и безысходности, или же добровольно простились бы с жизнью. Но, несмотря ни на что, эти бедные люди довольны своей участью.
От рассуждений мистера Морриса виконту стало не по себе: отчего правительство и король не прилагают никаких усилий, чтобы избавить Англию от таких «гнилых местечек»? Возможно, подумал виконт, богатым лордам удобно «не знать» о такой страшной бедности, «невозможной» в благополучном королевстве Англия. В «гнилых местечках» люди рождаются, всю жизнь страдают, оставляют потомство и умирают, а их потомство переживает то же, что пережили их родители и предки. Это регресс. Цивилизация там застыла, или же вообще не дошла туда. А в это время Лондон процветает, король и знать богатеют, науки и экономика развиваются. Но о людях, что остались там, в глуши, вдали от глаз, совершенно забыли, словно они были тяжкими грузом, обузой, мусором, неприятным для великой Англии.
– Но почему прежний владелец не заботился о них? – неодобрительным тоном спросил мистер Моррис виконта.
– Думаю, он был не осведомлен о Вальсингаме. Покойный лорд приобрел это поместье в довольно молодом возрасте, но бывал там редко, поэтому, могу предположить, он даже не догадывался о том, что поблизости с Риверсхольдом находится деревня, – ответил ему виконт. – Но я не сомневаюсь в том, что мой друг – граф Дрэймор исправит эту неприятную ситуацию и принесет вальсингамцам счастье и процветание.
Здесь виконт несколько лукавил: после утреннего разговора с другом он заподозрил, что тот не намерен возвращаться в деревню и сдерживать обещания, данные ним ее жителям. Однако лорд Уилворт надеялся, что сможет переубедить графа Дрэймора и направить его на путь чести.
– Я разделяю вашу надежду, сэр, потому что судьба мисс Кассандры глубоко трогает и беспокоит меня. Будь у меня возможность, я тут же удочерил бы эту милую девушку, – серьезно сказал мистер Моррис.
– Вы настолько привязались к ней? – поинтересовался глубоко удивленный заявлением доктора виконт.
– Да, сэр, я удочерил бы ее, ведь у нас с миссис Моррис нет детей… Но при живом отце сделать это невозможно, к тому же сама девушка вряд ли согласится уехать от отца и сестер, ведь она так привязана к ним. Но даже в таких обстоятельствах я постарался бы забрать мисс Кэсси в Лондон и развивать ее разум, ведь там, в глуши, она погибнет: бедная девушка не сможет позаботиться о себе, ведь, кроме как своей семье, она никому не нужна… Такая. Да, вальсингамцы религиозны и любят ее, но никто из них не приютит ее, в случае потери ею отца и сестер, ведь остальные сами не знают, как прокормить своих многочисленных детей, а мисс Кэсси ни к чему не способна, даже к выпасу рогатого скота.
– Ваши слова полны трезвой логики. Но меня занимает вопрос. Как при такой религиозности ее семьи, мисс Кассандра родилась с нездоровым разумом? Не случилось ли с ней в детстве какой-либо беды? – спросил виконт.
– Меня также интересовал этот вопрос, сэр, поэтому я имел разговор с одним крестьянином: он сказал мне, что до рождения мисс Кэсси, пастор был пьяницей. Он много пил и почти никогда его не видели трезвым, поэтому в те дни его жену и дочерей кормили жители деревни. Именно в то злополучное время миссис Глоуфорд забеременела, и, полагаю, болезнь разума мисс Кэсси связана с чрезмерным употреблением пастором алкоголя во время ее зачатия.
Виконт внимательно слушал доктора и все больше хмурил брови. Ему было больно от понимания того, каким раненым и несвоевременным плодом была прелестная девушка. Вот откуда у нее разум ребенка! Так вот о каком грехе говорил сам пастор!
– Печальная история. Сейчас я припоминаю, как пастор сказал мне, что Кэсси – это его напоминание о прежних грехах. Бедная девочка! И она отвечает за грех своего отца, а тот не дает исправить его! Как это несправедливо! – воскликнул несколько рассерженный поведением пастора виконт. – Но понимает ли мисс Кэсси то, что больна?
– Нет, сэр, она даже не подозревает об этом: мисс Кэсси считает себя шестилетней девочкой, она играет с соседскими детьми и общается с ними на уровне их умственного развития. Позавчера в деревне была свадьба, и мисс Кэсси была болтлива как канарейка, но все ее слова и мысли были словами и мыслями ребенка. А когда молодые поцеловались, она крепко зажмурила глаза и захихикала с остальными девочками, – печально поведал мистер Моррис. – Девушка не знает ни о том, что больна, ни о том, что красива. Сердце мое разрывалось, когда я смотрел на дивное личико прелестной взрослой девушки, но слышал из ее уст детские рассуждения.
