Она не ответила, но с обидой взглянула на него, сжала губы и демонстративно отвернулась.
– Я могу как-то загладить свою вину? – вновь попытался он.
Но она вновь промолчала, чем причинила собеседнику душевную боль.
– Возможно, вы хотите прокатиться на лошади? – с надеждой на прощание девушки предложил виконт.
Услышав это предложение, девушка обернулась к нему с сияющим от восторга лицом, но затем вдруг нахмурилась.
– Кэти запрещает мне… Она запрещает, и я не буду, – тихо сказала Кэсси: однако на ее лице было написано искреннее сожаление.
– Вашей сестре не обязательно знать об этом, – улыбнулся виконт, видя ее колебания.
– Нет! Боженька все видит, и он накажет меня, если я буду врать! – испуганно воскликнула девушка, инстинктивно зажмурив глаза и положив ладони на голову, словно кто-то замахнулся на нее, угрожая ударить.
Яблоки, собранные ею в фартук, покатились обратно в траву.
«Бедная девочка! Как подавляет ее старшая сестра!» – с осуждением подумал виконт, однако зная, что Глоуфорды ни разу не подняли на Кэсси руку: страх Кэсси исходил из рассказов отца о жестоком наказании для грешников и о том, что, когда человек лжет, длань Господа застывает над головой лжеца.
– А вы знаете сказки? – вдруг с надеждой в голосе спросила Кэсси, раскрыв глаза и взглянув на виконта. Ее пальцы легли на складки передника и сжали его.
Виконт Уилворт слегка опешил, не ожидав подобного вопроса.
– Да, конечно, а вы… Вы хотите услышать? – удивился он.
К его величайшему удивлению Кэсси забыла о яблоках и обернулась к нему. Ее глаза сияли искренним восторгом.
– Да! Расскажите! Сказки! Много сказок! Кэти мне их не рассказывает! – воскликнула она, с радостью ребенка. – Она читает мне Писание, но оно ужасно скучное! Я всегда засыпаю, а она говорит, что я неприлежная… Но как я могу не спать, если оно скучное?
«Как далеко зашла в своей набожности мисс Кэтрин! Она не читает Кэсси сказки! Но дети обожают сказки! А Кэсси – совершеннейший ребенок!» – вновь, со все возрастающей неприязнью к Кэтрин, подумал виконт.
– Конечно, милая Кэсси, я расскажу вам, – с готовностью согласился он. – И, чтобы вам удобно было слушать, присядем под это ветвистое дерево.
Они сели под большую яблоню, и Кэсси с ожиданием вперила взгляд своих прекрасных глаз в виконта.
– А где ваш чепец? – вдруг заметил виконт. – Почему вы так не любите его носить?
– У меня от него голова мокнет, – простодушно ответила девушка. – Давайте сказку, а?
Виконт медленно и эмоционально, как самый настоящий театральный актер, читающий монолог, рассказал Кэсси сказку Братьев Гримм «Гензель и Гретель», а девушка слушала его с внимательностью ребенка. Несколько раз она прерывала рассказчика веселым смехом, но затем лишь восклицаниями удивления и неудовольствия: «Противная старуха! Ой-ой-ой! Так страшно!».
Видя, что девушка испугалась образа старой ведьмы и сцены, где дети запирают ее в горящей печи, виконт поспешил перейти к другой сказке и рассказал Кэсси «Золушку» Шарля Перро, намеренно опустив сцены с кровавым отрезанием больших пальцев и пяток на ногах злых сестер.
– А Золушка была красивой, да? Как Кристин? – смущенно улыбаясь, спросила Кэсси виконта, когда тот закончил сказку.
– Да, такой же красивой, как вы, – улыбнулся ей виконт, довольный видеть ее радостной и счастливой.
– А разве люди носят такие туфли?
– Нет, но ведь эти хрустальные туфли были непростыми – их подарила Золушке волшебница-фея.
Кэсси нахмурилась: ее неразвитый ум не давал ей понять, как могла тыква превратиться в красивую золотую карету, а мышки – в лошадок. Но образ Золушки она представила очень хорошо: ею была Кристин, убирающаяся в большом доме, таком, как Риверсхольд.
– А еще сказку? Вы так интересно рассказываете! Я хочу еще сказочку! – потребовала Кэсси, схватив виконта за манжету его сюртука.
– В другой раз. Мне жаль расставаться с вами, но час поздний, и вам необходимо возвращаться домой, – ответил ей виконт, сожалея о том, что ей нужно было уходить. Виконт получил удовольствие, видя, как радуется эта прекрасная больная девушка детским сказкам. Ее улыбка была полна солнечного сияния – так улыбаются только дети.
Кэсси печально вздохнула, но молча поднялась на ноги и стала собирать в свой рваный фартук яблоки.
– Почему ваша сестра не рассказывает вам сказки? – спросил ее виконт, желая понять мотивы поведения мисс Кэтрин.
– Она говорит, что они плохие, и что все это враки! – отозвалась Кэсси. – А может, она просто не знает их? Я пойду! До свидания!
– До свидания, милое создание, – тихо сказал виконт, следя за тем, как она быстро скрывается между высокими яблонями.
В этот же вечер виконт послал в Лондон заказ на самую большую книгу сказок, снабженную красивыми разноцветными иллюстрациями.
«Как обрадуется милая Кэсси, увидев ее!» – полный удовлетворения, подумал он, вручая посыльному запечатанное письмо и фунт стерлинга.
Глава 20
Избежать сплетен не удалось: благодаря мальчишкам, следящим за Кэтрин и мистером Литли из-за высоких зеленых кустов, новость об отказе старшей девицы Глоуфорд стать супругой пастора распространилась по Вальсингаму, и ее обсуждали и смаковали все: и малые дети, и готовившиеся покинуть мир дряхлые старики. В тот же вечер вальсингамцы бегали от дома к дому и говорили: «Ах, Кэтрин, упрямица! Такая умная, а поступила так опрометчиво! Отказала такому мужчине! Пастору!». Однако девушки-воздыхательницы молодого пастора вздохнули с облегчением и наполнились уверенностью того, что вскоре мистер Литли забудет Кэтрин и выберет кого-то из них.
Глоуфорды узнали о сплетне лишь на следующий день, когда их соседка – разговорчивая старушка спросила Кэтрин в лоб: «Ах, глупая моя девочка! Почему же ты ему отказала?», на что девушка не терпящим возражения тоном ответила ей, что «наш пастор заслуживает лучшей девушки», чем она сама. Сам же герой новой сплетни – мистер Литли, осведомленный о том, что его прихожане обсуждают его крайне неуспешное сватание к мисс Глоуфорд, краснел как мак, и в этот день вышел из дома на улицу лишь четыре раза – провести в церкви утреню и вечерню, а по завершению служб, торопливо дойти до дома.
Удивленная вниманием, окружавшем вчерашний разговор Кэтрин и молодого пастора, Кристин все же не стала расспрашивать сестру, ведь сама ужасно устала от сплетен и знала, какую душевную боль они причиняют. Вечером она вернулась с прогулки озлобленной и рассерженной.
– Опять он! – процедила она сквозь зубы, стаскивая с ног пыльные башмаки. – Проходу мне не дает! Только и знает, что твердит мне о своей любви! Черт бы побрал этого Джона!
– Следи за языком, богохульница! – резко одернула ее Кэтрин, словно выпрыгнувшая из комнаты покойного отца.
