– Ну же, в чем дело? – подбадриваю я.
– Я влюбилась.
– Приехали, – изумляюсь я, вызвав очередной смешок у Лауры и робкую улыбку у Морганы. Две замершие было статуэтки вновь начали двигаться, поэтому я первой подхожу к двери. Вызываю лифт и прислоняюсь к стене, точно Джеймс Дин, и ободряюще киваю: – Ну, рассказывай.
Моргана колеблется: видимо, то, что она только что сама назвала себя рассеянной сентиментальной дурочкой, кажется ей достаточно самоуничижительным, и добавить нечего, так что ей на помощь приходит Лаура, мисс Здравый Смысл.
– В предпоследнем классе учится один парень, Эмануэле, он ужасно нравится Моргане. Уже несколько месяцев. Его класс занимается в том же коридоре, что и наш, поэтому мы время от времени сталкиваемся, разговариваем. Эм играет в музыкальной группе, а в субботу планируется что-то вроде выступления перспективных ребят, его группа тоже будет. Это просто офигенно, представляешь, каждая группа выступает полчаса, а потом они могут вместе послушать остальных, поболтать, провести время с друзьями – идеальная возможность для Морганы! Вот только мне мои родители не разрешили с ней пойти, а мама Морганы не хочет, чтобы она шла в такое место одна.
– В какое место? – уточняю я.
– Квиксэнд.
Я чувствую, как мои собственные подведенные фиолетовым карандашом глаза распахиваются прежде, чем я успеваю взять под контроль веки. Ох. Квиксэнд. Сколько воспоминаний. Из которых только одно хорошее: день, когда я решила больше туда не ходить. Это же Квиксэнд. Что вообще им втемяшилось в голову, раз они захотели туда пойти? Святая наивность! Разве не знают, что, если в Квиксэнде организуют фестиваль молодежных групп, это, вероятно, затем, чтобы кто-нибудь из них загадочным образом исчез в ночи и превратился в секретный ингредиент панини следующего месяца? Из всех клубов Турина, где играют метал, надежных, чистых, разрешающих вход детям, они выбрали именно этот полусгнивший рудимент эпохи, которая должна кануть в Лету, как Атлантида? Почему местная администрация за все эти годы до сих пор не то что не закрыла его – силы преисподней непременно бы встали на защиту своего филиала на поверхности, – почему они хотя бы не начали еще в начальной школе раздавать детям книжки, в которых Гензель и Гретель ценой собственного опыта узнают, что в Квиксэнд лучше не соваться никому, кто не прошел обучение в военной академии Вест-Пойнт, не получил всех возможных прививок и, главное, кому не исполнилось двадцати пяти, а еще лучше тридцати лет (кроме некой Вани Сарки много лет назад)?
Девочки смотрят на меня с легким чувством вины, но выглядят решительно. Ну конечно, они настроены решительно. Ох, эта проклятая любовь.
Вздыхаю.
Так, значит, малышка Моргана влюблена. Моя пятнадцатилетняя подопечная потеряла голову от восемнадцатилетнего металиста. Внутри сцепилось столько разных эмоций и чувств по этому поводу, что я почти могу наблюдать за ними отрешенно, точно картину Брейгеля рассматривать. Мой маленький умненький клон, судя по всему, превратился в котел бурлящих гормонов и, готова спорить, сейчас фантазирует о своем первом разе с парнем, который до этого успеет коснуться всех поверхностей самого грязного, плохо управляемого, опасного и вообще изжившего себя заведения. Мама Морганы вообще говорила с ней о сексе? То есть сказала ли она ей то, что действительно важно? Не всю ту бесполезную ерунду о том, что нужно уметь говорить «нет» и ждать своего человека, все равно подростки это никогда не слушают. Она рассказала ей о гигиене? Черт побери, если бы первому разу Морганы суждено было случиться в туалете Квиксэнда, я бы сказала ей не презерватив использовать, а стерилизатор. А как насчет алкоголя? Она предупредила ее об употреблении спиртного? В Квиксэнде водку нальют и двенадцатилетнему, хотя бы потому, что в их красноватом освещении все лица от десяти до семидесяти превращаются в маски театра кабуки. Но если Моргана будет пить для храбрости, не зная, что алкоголь действует не сразу, в итоге она выпьет слишком много и ее стошнит во дворе. Ради всего святого, есть же вещи, которые просто необходимо проговаривать. Не доверяю я матерям в плане полового просвещения. Они сами решают, что сказать, а что нет, считая, что в таком нежном возрасте всю необходимую информацию сообщать нельзя. Проклятье, жили бы мы в разумном мире, каждой юной девушке на четырнадцатый день рождения предоставляли бы официальную кураторшу старше лет на десять, а то и больше, которая рассказала бы все необходимое и обо всем предупредила, с доказательствами и примерами. Моргана влюблена. Подумать только. Моя брейгелевская картина просто бурлит эмоциями.
– Ну да, это Квиксэнд, – возвращает меня в реальность Лаура. – Но там не так ужасно, как говорят, он изменился с… – Я прожигаю ее взглядом, не дав закончить фразу словами «с твоей юности». Еще и потому, что мы обе знаем, что это не так. Что тогда, что сейчас это место остается полным дерьмом. – Нужно, чтобы кто-нибудь объяснил это маме Морганы так, чтобы она разрешила ей пойти.
– Кто-нибудь, кто умеет убеждать, – вздыхает Моргана.
– Кто знает, о чем говорит, – настаивает Лаура.
– Кто-то взрослый, – подводит итог Моргана.
Воцаряется тишина.
– …пожалуйста! – тихонько просит Моргана.
Вот же прохиндейка.
Заходим в лифт, и я под восторженный визг девочек нажимаю кнопку этажа выше моего.
– Ты скажешь ей, что никакой опасности нет, что все слухи и негатив – просто городские легенды? – с надеждой спрашивает Моргана, которую слега трясет.
– И что там полно ребят нашего возраста, и что все они нормальные, надежные ребята, и никакого алкоголя или сигарет там в помине нет, не говоря уж о наркотиках? – эхом вторит ей Лаура.
Я и сама знаю, что надо сказать, маленькие безответственные чудовища переходного возраста.
Синьора Эмилия Коссато, мама Морганы, открывает дверь на автомате, предварительно не посмотрев в глазок. Только в этот раз на пороге стоит третий нежданный гость, поэтому она, помедлив, вытирает руки о передник, окидывая меня удивленным взглядом. За ее спиной виднеется симметричный моему коридор, но стены обклеены обоями цвета красной охры – от такого пропадет желание жить даже у целого выводка щенят.
За весь год я, должно быть, видела маму Морганы раза четыре или пять. Я бы даже имя ее не вспомнила, если бы не табличка у дверного звонка. Это молодая дама, которая одевается как дама пожилая. У нее прекрасные золотистые кудри, слегка тронутые сединой (то есть цвет натуральный) – но их она всегда собирает в небрежный пучок. Макияжем не пользуется, юбки носит прямые, ниже колен, с телесного цвета колготками. Мне почти хочется извиниться перед Мадам-Твидовой-Задницей за свои мысли о ее выборе одежды. Что же заставило эту женщину назвать единственную дочь Морганой и как вышеназванная дочь смогла превратиться в такую летучую мышку, оказавшись под одной крышей с монахиней, выбравшей мирскую жизнь? Очень интересная была бы загадка, если бы мне было не все равно. Вообще-то, если когда-нибудь моя репродуктивная функция устроит переворот и вызовет во мне что-то вроде желания завести детей, возможно, тогда мне будет не все равно и захочется изучить этот вопрос. Чтобы у меня, в свою очередь, не родилась неряшливая старушка в миниатюре.
