Кажется, я только что слышала, как полопались капиллярные сосуды Энрико, точно попкорн.
– Или же я могу продать книгу напрямую Бьянке, – продолжаю я, притворяясь, что эта превосходная идея пришла мне в голову только что (а не целую вечность назад). – Или ее наследникам. Уверена, для них не проблема заплатить любую сумму. А ведь точно, пожалуй, не трудись обдумывать мое предложение; я определенно могу нацелиться на кое-кого поинтереснее и постучать прямо в роскошную дверь дома Катавилла. А они потом смогут выдать рукопись за произведение Бьянки – возможно, простите за цинизм, посмертное – и, в свою очередь, продать издателю. Причем, разумеется, необязательно издательству «Эрика», если вам по-прежнему будет так неприятна мысль публиковать что-то мое. Как-никак в этой книге, как и везде у Бьянки, речь идет об ангелах в общем смысле; из нее получится если не двенадцатый том «Хроник», так тринадцатый, кому какая разница. А у издательства «Эрика» контракт на двенадцатый том, а не на все будущие, верно?
Мой бывший начальник на мгновение снова прячет лицо в руках, потом выныривает и смотрит на меня с тем выражением, которое у него появляется, стоит делу принять особенно отвратительный оборот: провернувшись вокруг своей оси, его настроение приходит в состояние апатичной беззаботности. Последний раз такое лицо у него я видела, когда оскорбляла доктора Мантенью в его присутствии, спровоцировав дипломатический скандал. И сейчас у Энрико то же самое выражение, только усиленное в тысячу раз.
– Вани, ты же понимаешь, что твоя карьера на этом заканчивается, да? Понимаешь, что я не могу позволить тебе работать на другого издателя? – вздыхает он. На долю секунды он выглядит искренне огорченным за меня. – Мне придется тебя бойкотировать, распространить ужасные рекомендации. Было бы слишком рискованно отпускать тебя к конкурентам.
– Можешь пропустить часть с запугиванием, Энрико, – спокойно заверяю его я, полностью владея собой. На самом деле меня поражает, насколько я спокойна и владею собой. С тех пор, как все это началось, постоянно узнаю о себе что-то новое, и вот еще одно: в критической ситуации я сохраняю спокойствие. Прекрасно. Отметила бы это дело бокалом с виски, но он вчера закончился Что, кстати, и повлияло на мое сегодняшнее спокойствие и владение собой.
– Не беспокойся, – продолжаю я. – Хотя твои угрозы и звучат просто смехотворно, потому что, между нами, я вовсе не уверена, что у тебя достаточно власти, чтобы испортить мне жизнь, ты все равно можешь не волноваться. Правда в том, что у меня нет никакого желания искать работу у конкурентов. С меня хватит. Что буду делать? Какая разница. Может, стану официанткой. Кассиршей в супермаркете. Продавщицей в магазине китайских побрякушек. Может, в секс-шопе или клубе с подходящей тематикой оценят мой внешний вид.
– Тебе пора в психушку, – бормочет Энрико.
– Одно из тех мест для изгоев-социопатов, которые мне ужасно нравятся, – тут же вставляю я.
И теперь Риккардо понимает.
Забавно. Я почти и забыла о его присутствии. Зато теперь, на этой явной цитате, у него вырывается сдавленное восклицание, заставившее меня обернуться в его сторону. А он неожиданно выглядит так, будто ему столько всего надо сказать, но не получается, потому что все слова комом застряли в горле.
– Вани… – шепчет он. – Вани, о боже, теперь все ясно… я… То письмо было до, Вани. До всего. До той ночи в кондитерской, до того, как мы стали парой, до тира и до того вечера у меня дома, и… я… я растерялся, вел себя как мерзавец, но ты до смерти меня напугала! О тебе я знал только какая ты умная и как злишься на весь мир. Я не представлял, чего ожидать, считал тебя бомбой замедленного действия, и мне пришлось… мне пришлось защищаться, придумать план, сделать что-то, чтобы оградить свою жизнь и все, что у меня было, от…
– Риккардо, если будешь потом нанимать другого призрака пера, возьми кого получше, потому что нынешний годится только латиноамериканские сериалы сочинять.
– Но потом все изменилось! Мы стали встречаться, я начал узнавать тебя, и ты была… то есть ты… И я ничего не говорил тебе про Рим просто потому, что к тому моменту разве я бы захотел туда поехать? Или в Канаду, или на Уран, вообще куда-либо отсюда? Знаю, что ты никогда мне не поверишь, что все это кажется наскоро выдуманной чепухой, но, клянусь, я уже планировал отказаться, сказать Энрико, что больше нет никакого плана, потому что я на самом деле влю…
– Не заканчивай слово, иначе меня стошнит от отвращения, а этот двухсотлетний пол фиг отмоешь.
– Проклятье, Вани! Ты должна мне поверить! Ты знаешь, что можешь мне верить!
Воспоминание вспышкой проносится в голове. Неожиданно, точно удар кулаком в живот. Между «р» и «и» последнего «верить», я вспоминаю. Хотя во время речи Риккардо в свою защиту у меня и мелькала перед глазами раздражающая последовательность картинок всех прекрасных, счастливых, нежных и безмятежных моментов вместе. Но от них-то легко можно было отмахнуться со словами «плоды великого актерского мастерства моего бывшего парня». Проблема в том, что теперь память показала, точно 3D-кадр, тот долгий меланхоличный взгляд тем вечером у него дома, когда мы стали парой, после лазаньи Розы и обсуждения журнала, которое как раз и послужило идеей для моей мести. Вспоминаются и слова Риккардо, в точности как он их произнес, и особенно то, что сказал глазами и жестами, а это было гораздо, гораздо больше. Они вспыхивают в голове так ярко, что сложно, очень сложно принять, что все было ложью. Потому что тот взгляд, те жесты совсем не казались фальшивыми.
– Знаю, что в глубине души ты мне веришь. Ты сама это знаешь.
Черт. Возможно, у сомнения есть запах, и Риккардо его почувствовал.
Молчу.
– Ты знаешь, что можешь мне верить.
А, нет. Все, хватит. Нет, не знаю. Пусть эти хорошо разыгранные уговоры убеждают какую-нибудь другую приставучую девушку. Может, я и могу поверить тому, что увидела во взгляде, но кое-что мне известно наверняка: слова из того письма. Черным по белому. Сказанное забывается, написанное остается. А написанное как раз показывает, что за человек мой бывший парень. Мужчина, способный придумать целый план, включающий манипуляцию чувствами другого человека, чтобы только обеспечить хорошее отношение к себе. Вот о чем стоит думать. Вани, сконцентрируйся. Если кто и знает, насколько важны слова, причем написанные, это ты. Если кто и умеет обходиться без людей, это ты. Если кто и уверен в том, что доверять никому нельзя, это ты.
Прощай, Риккардо. Мне будет тебя не хватать, Риккардо.
Чтоб ты сдох, Риккардо.
– Может, когда мне трансплантируют мозг кого-то другого. Полианны, к примеру, – подвожу итоги я.
Ни он, ни Энрико ничего возразить не могут. Ну и славно. Мне кажется, удачная финальная шутка, теперь можно и уйти. Я уже собираюсь повернуться и выйти, как вдруг:
– Сарка! Можно узнать, почему вы не включаете свой чертов телефон?! – раздается вопль комиссара Берганцы, в этот самый момент ворвавшегося в кабинет.
