– Что-то не так?
– Шевелитесь, и все, – бурчит она.
Нет, не бурчит. Это больше похоже на рычание. Никаких сомнений: эта иностранка по какой-то неведомой причине меня ненавидит.
– Роза?.. – вдруг слышу я собственный шепот, даже не успев осознать, что говорю.
Кто знает, почему я так подумала. Сколько в Турине похожих женщин средних лет из Перу? Я даже не уверена, что Роза живет в этом районе, потому что Риккардо никогда мне ничего не говорил. И все же. И все же я произнесла: «Роза?», и женщина оцепенела, а потом помрачнела еще больше.
– Вы Роза, верно? Я Вани… Сильвана Сарка. Но что-то мне подсказывает, что вам это известно. – Как Роза узнала меня, если мы никогда не виделись? Но особенно интересно, как представляться женщине, которая тебя уже знает и, более того, ненавидит? Смешно, но мне почему-то хочется быть вежливой. Будто нас представили на каком-нибудь вечере. Я даже руку протягиваю.
Роза делает шаг назад, будто моя правая рука радиоактивна.
– Конечно, известно. Вся черная. Черная-черная-черная, как сам дьявол. Глаза черные. Рот черный. Волосы черные, хоть сейчас вы уже блондинка. Торино Норд. Я знаю, кто вы. – Не могу не признать, что фоторобот точный. «Как узнать Вани Сарку в конкретном районе города с почти миллионным населением: очень просто, достаточно поискать девушку лет двадцати четырех, которая одевается как ворон Эдгара По». И, судя по всему, симпатию вызываю такую же, во всяком случае, у Розы. Которая действительно заканчивает фразу словами: «Черная, как ваша душа», что звучало бы даже с определенной лестной эпичностью, не будь это так оскорбительно.
Но это не отменяет того, что она зашла слишком далеко. Мне нужны объяснения.
– Можно узнать, какого черта?.. Эй, минуточку! – Приходится бежать за ней, потому что, навесив на меня последний очаровательный ярлык, Роза развернулась и вышла. Я хватаю ее за руку, а она шарахается и выворачивается из моих пальцев, как от чумы, не иначе.
– Можно узнать, что я вам сделала? – восклицаю я. – Если уж уподобляться Сатане, хочу хотя бы знать, чем я это звание заслужила.
– Ш-ш-шутите, – шипит она. Если бы взгляды могли убивать, сейчас была бы уже моя третья реинкарнация за последние две минуты. – Ему плохо. Настроения нет. Аппетита нет. Больше не смеется, больше не шутит. Произносит плохие слова. По телефону говорит быстро. Даже с женщинами. Никогда не говорил быстро. Никогда. Тем более с женщинами, никогда.
О.
Нет необходимости спрашивать, кто этот несчастный, переживающий экзистенциальный упадок.
– И это я виновата? Вы это хотите сказать? – Вообще-то, со всей вероятностью, виновата действительно я, но по другим причинам, не тем, что считает Роза. – Послушайте, все не так, как вы думаете. Если Риккардо хреново, это уж точно не потому, что он скучает по своей бывшей, как все нормальные люди. Это все он…
– Неинтересно! – рявкает эта низенькая женщина. Честно говоря, я уже сама себя спрашиваю, какого фига, откуда эта потребность оправдаться.
Тем временем крошечная синьора выпрямляется. Смешно, насколько внушительно может выглядеть перуанка ростом метр сорок, когда расправляет плечи, чтобы получше вас оскорбить.
– Я только знаю: ты была – теперь нет. Он раньше счастлив – теперь нет. Грустный. Он… – пытается подобрать слова Роза, не находит, поэтому ограничивается глубоким вздохом. Не театральным, не так, как вздыхала Лиз Тейлор, играя умирающую Клеопатру. Нет: это тяжелый, медленный, удивительно настоящий вздох, который на мгновение превращает Розу в Лоренса Оливье и кого-то убитого горем одновременно. Затем она поднимает голову и в очередной раз пронзает меня взглядом.
– Твоя вина. Конечно, твоя вина. Дьявол.
И с одним взмахом только что идеально уложенных волос она разворачивается и рысью несется прочь точно фурия.
Практически сразу же после парикмахерской я захожу в комиссариат.
Нет, не чтобы заявить на Розу (да и потом, за что? Участие в преступном сговоре против морали? Пособничество засранцу? Распространение чувства вины?). Меня вызвал Берганца, который, стоит мне зайти, говорит:
– Готово, Сарка. – И раскладывает передо мной бумаги на подпись, в которых говорится, что я, Сарка Сильвана Кассандра (без запятой) теперь официально числюсь в списках комиссариата в качестве консультанта по связям с общественностью. Похоже, должность действительно существует, и благодаря моему резюме и поддержке Берганцы ее сразу же закрепили за мной. Какая удача. Нет, правда: если бы потрясение от утренних событий уже прошло, я была бы на седьмом небе. Ведь на самом деле работать на Берганцу – предел мечтаний на данный момент. Вообще-то и на лице комиссара, забирающего документы, видна тень чего-то похожего на улыбку.
– Это вы улыбаетесь, потому что знаете, что работа в полиции унылая и отвратительная, что это будут лишь эпизодические задания за мизерную оплату и что я радуюсь только по наивности?
– Улыбаюсь, потому что наконец у меня в команде появился кто-то, кто не дебил и не ребенок двенадцати лет, – отвечает Берганца. – Знаете, что я поручу вам в первую очередь? Учить моих людей вести допрос. О да. – Он потирает руки с таким выражением, которое, как я думала, у него появляется только при виде бурбона из особых запасов.
– Но я понятия не имею, как проводить допросы, – замечаю я.
– Сарка, вы же хамелеон. Вам достаточно посмотреть серию «Коломбо».
Чертовски приятно знать, что Берганца так слепо верит в мои способности, и я могла бы кучу всего сказать, но из этой кучи выбираю:
– Собственно говоря, в последнее время что-то всех так и тянет на откровенности. – И вот я уже рассказываю ему про нелепую утреннюю встречу. И предысторию, конечно же, потому что без контекста он бы не совсем понял. То есть только что он поздравлял меня с новой должностью, а в следующую секунду я вываливаю на него «Дело Риккардо» от начала до конца. Вот так, в одну секунду. В подробностях. Без малейших угрызений совести. Как будто часть меня не могла дождаться, когда же сможет разболтать все секреты. И именно комиссару.
Проклятье. Я с самого нашего знакомства знала, что рано или поздно это произойдет.
Говорю и сама не верю тому, что вылетает изо рта. Наконец ловлю себя на том, что смотрю на Берганцу с бо́льшим стыдом, чем от себя ожидала, а Берганца рассматривает меня более внимательно, чем хотелось бы.
Так странно, когда заканчиваются эти порывы излить душу. В воздухе повисает подозрительное ощущение, напоминающее… ах да, напоминающее желание взять лопату и закопаться поглубже.
– Нет, комиссар, слушайте, забудьте, не знаю, почему я вам рас…
– Объясните мне вот что, Сарка.
– Нет. Давайте сделаем так, что ничего понимать не нужно, хорошо? И забудем о том, что я сказала…
– Может ли быть так, что Риккардо Ранди паршиво не столько из-за положения, в которое вы его поставили, сколько из-за, или, по крайней мере, также из-за того, что он скучает по своей бывшей девушке?
