Доктор Александр Л. Джеффри, вызванный в качестве первого
свидетеля, показал, что знал Артура Б. Кашинга при жизни, так как оказывал ему
медицинскую помощь в связи с переломом лодыжки при катании на лыжах. Третьего
числа текущего месяца он получил вызов в дом Артура Кашинга, это было около
половины пятого утра. Он нашел Артура Кашинга мертвым в результате сквозного
пулевого ранения в области груди. Время смерти, насколько он мог судить во
время обнаружения тела и позже при вскрытии, приходилось примерно на период
между двумя и тремя часами той ночи.
Он заявил также, что при вскрытии извлек из тела покойного
пулю 38-го калибра. Эта пуля, вызвавшая мгновенную смерть, была передана затем
на баллистическую экспертизу после надлежащего изучения.
– Перекрестный допрос, – бросил Дарвин Хейл в сторону
Мейсона.
– Когда была сломана лодыжка, доктор? – поинтересовался
Мейсон.
– Приблизительно за две недели до смерти покойного.
– Как она срасталась?
– Хорошо.
– Нога была в гипсе?
– Да, сэр, нижняя часть ноги.
– Покойный мог ходить?
– Да, с костылями.
– А без них?
– Нет.
– Мог он передвигаться, пользуясь креслом на колесах?
– О да, конечно.
– Но не мог еще опираться на ногу?
– Да, это так.
– А что касается времени смерти, доктор, мог ли Кашинг
умереть, скажем, до половины второго ночи?
Доктор, покачав головой, заявил:
– Я исхожу из того, что пища была поглощена приблизительно в
девять – четверть десятого вечера. Мое предположение основано на показании
прислуги, которая готовила и подавала ужин. Процессы переваривания достаточно
определенны, мистер Мейсон. Пища в желудке свидетельствует о наступлении смерти
приблизительно пятью часами позже ее поглощения.
– То есть вам ничего не известно о времени смерти, кроме
того, что вы основываетесь на упомянутом заявлении?
– Нет, сэр, это неверно. Я думаю, что Кашинг, когда я его
обнаружил, был мертв два-три часа.
– Но когда я спрашивал в первый раз, доктор, то вы строили
свое заключение на том, сколько времени прошло после поглощения пищи.
– Видите ли, – переминался с ноги на ногу доктор, –
температура тела, как один из факторов, определяющих время смерти… В общем, я
бы сказал, что смерть наступила приблизительно за два часа до моего первого
исследования.
Мейсон тщательно обдумал это сообщение, не спеша кивнул и
сказал:
– У меня все, доктор.
Доктор собрался покинуть свидетельское место.
– Минутку, – вмешался с улыбкой Хейл. – Мистер Мейсон имеет
репутацию своего рода гения перекрестного допроса, доктор, поэтому я хотел бы
вернуться к его намеку и задать один-два вопроса в плане прямого допроса.
Хейл резко кивнул в сторону Мейсона, как бы показывая, что
репутация Мейсона не очень-то на него действует. Затем обвел взглядом ряды
зрителей в зале суда, большинство из которых смотрели на него с явным
дружелюбием.
Дарвин Хейл не только лично знал многих из них. Будучи
жителями Медвежьей долины, они горели нетерпением посмотреть, как их земляк
одержит верх.
Взгляд Хейла на аудиторию как бы говорил: «Глядите, ребята,
как все хорошо сейчас пойдет».
– Доктор, как отметил мистер Мейсон, ваше заключение о
времени смерти, основанное на моменте поглощения пищи, вытекает из того факта,
что кто-то сообщил вам время ужина.
– Да, сэр.
– Однако ваше следующее заявление, приведенное мистером
Мейсоном на перекрестном допросе, о том, что состояние самого тела указывает,
что смерть произошла примерно за два часа до вашего обследования, не зависит от
чего-либо сказанного вам другими. Не так ли?
– В общем… нет.
– Думаю, что у меня все, – сказал Хейл, улыбаясь Мейсону. –
Я хотел лишь быть уверенным, что свидетеля правильно поняли.
– Да-да, все в порядке, – любезно ответил Мейсон. – Думаю, я
все понял. На этом ваш прямой допрос завершается?
– Да, у меня все.
– Один момент, – произнес Мейсон. – Поскольку вы обращаетесь
к технической стороне дела, мистер Хейл, и поскольку вы упомянули мою репутацию
«гения перекрестного допроса», я хотел бы задать пару вопросов в порядке
перекрестного допроса.
– Давайте продолжайте ваши разговоры, если хотите.
– Подождите, джентльмены, – вмешался судья Норвуд. –
Попробуем избежать этих обменов замечаниями, которые можно определить как
приятно-саркастические. Опыт показывает, что все это может вылиться в
язвительную перепалку, унижающую достоинство суда и вызывающую неприязнь между
членами судебного заседания. Давайте же покончим с этим.
– Очень хорошо, ваша честь, – сказал Мейсон. – Я хотел бы
задать несколько вопросов доктору Джеффри.
– Это ваше право. Начинайте, – произнес судья Норвуд.
– Теперь, доктор, когда вы заявили, что по состоянию самого
тела вы сделали вывод, что смерть наступила часа за два до вашего первого
осмотра, на чем конкретно вы основываетесь?
– С одной стороны, температура, – сказал доктор Джеффри,
снова переминаясь с ноги на ногу на своем свидетельском месте. – Тело
подвержено определенной степени охлаждения. Как вы понимаете, мистер Мейсон,
человеческое тело представляет собой великолепный пример воздушного
кондиционирования. Реагируя на внутреннюю инфекцию в форме жара, тело сохраняет
при жизни почти постоянную температуру в девяносто восемь и шесть десятых
градуса по Фаренгейту. После наступления смерти тело охлаждается в каком-то
среднем темпе, что позволяет опытному медику с довольно высокой точностью
установить время смерти.
– Совершенно верно, – отозвался Мейсон. – Спасибо большое за
ваше объяснение, доктор.
Доктор Джеффри кивнул.
– И, насколько я понял, – спокойно продолжал Мейсон, – вы
установили по температуре тела, что смерть наступила примерно за два часа до
того, как вы впервые осмотрели труп Артура Кашинга?
– Да, сэр.
– Итак, если я хорошо понял, температура тела понижается в
среднем на один-полтора градуса за час после смерти. Верно?
Доктор Джеффри поднял руку и начал потирать шею.
– Ну, в общем, что-то в этом роде, – сказал он. – Конечно,
это зависит от обстоятельств.
– То есть я предполагаю, что при первом осмотре тела Артура
Кашинга вы установили, что температура составляла точно на три градуса ниже
девяноста восьми и шести, то есть девяносто пять и шесть?
